Он попытался встретиться с ней взглядом, но не смог – голова Агафьи моталась из стороны в сторону. Она кричала, выла разными голосами, разбрасывая во все стороны клочья идущей изо рта пены.

Тогда он придавил ее грудью, зажав голову ладонями, и провалился взглядом в два бездонных колодца, на дне которых плескалось густое, как сырая нефть, безумие.

– Агафья, – позвал он, леденея от ужаса, и понял с абсолютной ясностью, что проиграл окончательно и бесповоротно. Ощущение смерти, находящейся на расстоянии дыхания, было настолько острым, что все, испытанное раньше, показалось главой из детского авантюрного романа. Наверное, это было связано с тем, что сознание самого Сергеева еще минуту назад было открыто настежь – он и не представлял по сию пору, что может так испугаться.

– Меня звали Анастасия, – выдохнула она на грани слышимости и вновь застучала зубами, словно кастаньетами.

Скрученное изолентой тело девочки было твердым, как базальтовый валун. Казалось, что Сергеев слышит шум рвущихся мышечных волокон. Запах химии и фекалий, исходящий от нее, стал совершенно нестерпимым, настолько, что к горлу Михаила подкатила волна рвоты.

– Прощай, дорогуша, – сказала она уже знакомым скрипучим мужским голосом, и в тот же момент ее корпус и голова, зажатая в ладонях Сергеева накрепко, немыслимым образом двинулись в разные стороны. Тело – по часовой, голова – против часовой стрелки. Негромко, словно пистолетный выстрел в лесной чаще, прозвучал хруст ломающихся позвонков. И камень в его руках превратился в желе. В глазах Анастасии, превращенной в Агафью, последний раз шевельнулось безумие и все погасло. Лампочка сгорела, комната, в которой жила искалеченная душа, погрузилась во мрак.

От обмякшего трупа не пахло, а уже воняло так, что Сергеев, вскочив на ноги, оросил и мертвое тело, и скамейку, и пол вокруг густой, как украинский борщ, обильной рвотой, вырвавшейся из недр желудка плотной струей.

Что он мог объяснить Осыке? Рассказать о том, что когда-то проходил обучение ментальным технологиям? Что такие же людоеды, как те, что, по его предположению, калечили ребенка, когда-то учили и его?

Да, теперь это все можно было рассказать. Без ущерба себе – кого сейчас интересует, кем ты был в прошлой жизни? Никого. Прежняя жизнь кончилась в тот момент, когда лопнула с громоподобным звуком подпорная стена Киевского водохранилища и миллионы тонн воды потоком обрушились вниз, уничтожая разницу между богатыми и бедными, благородными и подлыми, добрыми и злыми, людьми и нелюдями.

Ему было очень легко строить предположения. Более того, он был почти уверен в их истинности. Слишком хорошо ему был известен мир нелюдей, где за идею, деньги или просто по капризу власть имущих превращали человека в ничто.

Но что можно объяснить людям, сидящим с ним за одним столом?

Сергеев взял в руки кружку с водкой, вылил в глотку, словно воду, и произнес, глядя перед собой:

– Она не сказала почти ничего. Но вполне достаточно, чтобы я мог о многом догадаться. Упокой, Господи, ее душу!

– Ты что, убил ее? – выдавила из себя Татьяна и вся сжалась, как от удара, в ожидании ответа.

Михаил покачал головой.

– Я ее не убивал.

Макс закашлялся и повесил голову, избегая сталкиваться с Сергеевым взглядом.

– Ее звали Настя, – проговорил он тихо, но в наступившей тишине казалось, что он чеканит слова, словно диктор. – Это она успела сказать. Так и напишите на кресте – Анастасия.

– Е… твою мать, – выдавил из себя Пирогов, подняв от пола полные слез глаза, – это ж дети! Разве можно так, Сергеев? Разве ж так можно?

Он так и не смог понять, что на Ничьей Земле можно все.

И когда мальчишки, переделанные Агафьей, завороженные, как лягушки питоном, пришли ее отбивать, едва не погиб от их рук. Есть разновидность людей, которая физически не может причинить вред детям. Сергеев, на счастье Пирогова, к этой категории не относился.

Одного из мальчишек, раненного в бедро, Сергеев смог «почистить». Второго пришлось застрелить, иначе умер бы Макс.

Это был первый случай появления детей Капища в Ничьей Земле. За Агафьей-Анастасией действительно пришли другие. Они появлялись в дальних и ближних колониях, неся на теле татуировки в виде свастики – древнего знака плодородия и эмблемы фашизма. Сергеев знал несколько поселений, полностью уничтоженных детьми, и еще несколько, сильно от них пострадавших. Каждый год с Севера шли новые и новые посланники, несущие хаос и смерть.

Методы тех, кто их производил, становились все совершеннее. Исчез странный и неприятный запах от тел, они научились не отличаться от любого другого подростка, пока это было необходимо. А «легендирование» их появления в колониях стало настолько подробным и искусным, что даже если бы Сергеев не имел уверенности в том, что в этом проекте замешаны военные, то после прослушивания парочки историй убедился бы, что уши, как две капли воды похожие на уши его бывшей Конторы, торчат из проекта, словно пугало посреди ровного поля.

Сейчас его не удивляло то, что Госпиталь испытал на себе удар. Скорее, он был поражен тем, что дети появились здесь так поздно. Кем бы ни были те, кто посылал их в Зону совместного влияния, а Сергеев рано или поздно надеялся с ними встретиться на узкой дорожке, их намерения и цели экспериментов были достаточно понятны. Помимо определенной научной ценности методик программирования личности, которые они отрабатывали на «бесхозном» материале, явно просматривалось чье-то высокое намерение наводнить Ничью Землю подконтрольными агентами.

Ресурсы, оставшиеся на территориях, как ни крути, были ограниченными. На сколько еще хватит того, что оставил после себя Потоп? Десять, пятнадцать лет? Даже если учитывать малочисленность населявших ЗСВ колоний и небольшой приток людей извне. Даже если учитывать убыль, язык не поворачивается назвать ее естественной, и отсутствие рождаемости как таковой.

Контрабандой вопросы снабжения не решить, хотя существует она с негласного разрешения и по финансовой заинтересованности всех трех сторон – это Сергеев понимал превосходно. Поручи ему кто-то охранять периметр Зоны, и с нелегальной торговлей было бы покончено через неделю.

Речь тут шла не о широкомасштабной интервенции, не о локальном захвате ареала обитания с помощью агентов влияния, способных создавать мобильные группы из подсобного человеческого материала. Просто отличный военный эксперимент. И перевербовать таких агентов и членов их групп нет никакой возможности, и переловить всех не получится. Этакие негласные боевые учения, испытания нового вида совершенного вооружения. Учения, на которых не надо думать о безопасности личного состава. Никто никогда ничего не узнает и не докажет.

И ведь пишет кто-то статейки в умные научные журналы, без деталей проведения экспериментов, исключительно по их результатам. Умные, наверное, статейки. Написанные сложным, совершенно непонятным для непосвященных языком. Статьи эти, конечно, абсолютно аморальны и аморальными людьми написаны, но на их научную ценность это никак не влияет.