В Тесном баре, где из невидимого динамика хрипло и проникновенно пел Рей Чарлз, они оказались почти единственными посетителями. Белогурова тут, видимо, хорошо знали: бармен приветливо кивнул ему, как старому знакомому.

— Что вам заказать? Клиенты — всегда мои гости. — Белогуров достал из кармана пиджака пачку сигарет и предложил Кравченко.

— Мне нарзан, я за рулем, — тот угостился сигаретой, глянув на этикетку — дорогие «Давидофф».

— А что хочет ваша жена?

Катя поняла: раз Вадька избрал себе роль трезвенника-телохрана, то ей она уже не к лицу.

— А мне.., мне джин с тоником или шерри — ну что есть, без разницы. — «Пусть думает, что я люблю, в отличие от своего муженька, выпить!»

— Паша, значит, джин с тоником, минералку, а мне как обычно. — Белогуров благосклонно кивнул бармену.

Когда принесли заказ (бармен сделал это лично), Катя отметила, что у Белогурова в бокале что-то крепкое: коньяк или бренди. Причем весьма солидная порция. «Как обычно, привычка, значит…»

— У вас тут какой-то аукцион, что ли, был с утра? — спросил Кравченко.

— Должен был быть. Люди съехались, а торги отменили. Кризис. — Белогуров пригубил коньяк. — Жизнь замирает. Ну-с, я так понял, вас, точнее, господина Чугунова интересует творчество Бориса Григорьева. Это радует. Такие большие люди проявляют интерес к искусству. Значит, мне и моим коллегам еще будет где Заработать на кусок хлеба. — Он обернулся к Кате:

— Извините, ча вы, как и ваш муж, тоже работаете у Василия Васильевича, неужели и вы — телохранитель?

— Я юрист, — ответила Катя, — Василий Василич решил, что на встречу с вами моему мужу будет удобнее ехать вместе со мной.

— Все должно выглядеть так, — Кравченко кашлянул, — что это мы — ваши клиенты. Имя моего шефа нигде в документах на вещь не должно упоминаться.

— Этот альбом нельзя вывозить за рубеж, — Белогуров усмехнулся краешком губ. — Если под всем этим вы это имеете в виду — то должен предупредить вас сразу. Альбом внесен в специальный запретительный перечень. Возникнут серьезные проблемы. И не только на таможне.

Кравченко хмыкнул — вроде он такого поворота «не ожидал».

— Значит, вещь запрещена к вывозу?

— Я честно предупредил вас, — Белогуров отпил глоток коньяка.

— Ну ладно… С этим пока ладно, там решат… — Кравченко «колебался». — А на каких же условиях вы беретесь достать эту вещь?

Белогуров облокотился на столик.

— К сожалению, у меня лично этого альбома нет. Возможны два пути сотрудничества: либо за определенный процент комиссионных я навожу для вас справки, ищу продавца и владельца и участвую в сделке в качестве посредника и вашего доверенного лица. Либо вы делаете мне предоплату, а я выкупаю вещь у ее нынешнего держателя или приобретаю ее на аукционе, если узнаю, что она выставляется на торги. В случае аукциона, опять же должен сразу предупредить вас, ваши расходы возрастут. Сами понимаете, что такое аукцион.

Катя смотрела на Белогурова. Он говорил все это тихо, внятно, по-деловому и вместе с тем.., с каким-то полнейшим равнодушием к происходящему. Словно ему было наплевать — согласится ли клиент на его условия — нет ли… «Он же профессионал, делец, коммерсант, — подумала она. — А тут реальная сделка и барыш крупный, а он ведет себя словно настоящий „пофигист“. Или он раскусил, что мы снова валяем дурака? Да нет, он же встретился с нами. Имя Чугунова тут явно сыграло нам на руку. Он встретился с нами, а ведет себя так, словно и мы, и сделка его абсолютно не интересуют. Это факт. И потом, почему он столько пьет? Коньяк „наперстками“ пьют, а у него вон какой фужер! Разве такие сделки обсуждают нетрезвым? А впрочем, — тут Катя про себя вздохнула, — это у тебя, дорогуша, чисто женская логика. У них, мужчин, логика иная. И для них ведро коньяка в таких делах — не помеха, а подспорье. Наоборот, мысль „на сухую“ не идет».

— Я передам Чугунову ваши условия, Иван Григорьевич. — Кравченко кивнул. — Сегодня же. А из какого же процента вы согласитесь выступить в роли нашего посредника?

— Обычно я работаю из десяти-пятнадцати процентов комиссионных от стоимости вещи.

— Дерете три шкуры, — Кравченко усмехнулся.

— Кризис. Все хотят жить, я тоже, — Белогуров вертел рюмку, словно разглядывая остатки коньяка на свет, — тяжелые времена. — И вдруг обернулся к Кате:

— А что вы на меня так смотрите?

— Я? А мы ведь с вами встречались. Не помните? Вот, вы даже визитку мне свою дали. — Катя достала из сумочки белый кусочек картона с виньеткой.

— Встречались? Где же?

— А магазин такой восточный на Варшавке — сувениры, благовония, пряности.

— А-а, — он смотрел на Катю и.., она видела — не мог (или не хотел) ее вспомнить. «Странные какие глаза у него, — подумалось ей. — Уплывающие, словно дым…» — Извините. Память коварные шутки шутит в последнее время. Старею, что ли?

Она чувствовала: между Белогуровым и ею — словно непроницаемая стеклянная стена. Он отгорожен этой стеной от них ото всех — и от клиентов, и от бармена, и от Рея Чарлза, и от той вон парочки каких-то полубогемных прикольщиков, что гнездились за угловым столиком и посасывают пиво… Он смотрит на них, слушает их, отвечает на их вопросы разумно и по-деловому, но при всем этом — он словно никого из них не видит в упор. Смотрит сквозь них, сквозь эту призрачную стену, различая за ней лишь… Что? Этого Катя не знала. Возможно — свой собственный смутный силуэт, свое отражение в стекле, свое второе "я", как тот его блистательный компаньон Егор Дивиторский, которого словно Нарцисса из мифа завораживают гладкие полированные поверхности и зеркала. «Почему же он пришел тогда в милицию? Зачем сдал нам этого иконокрада? Что заставило его так поступить? — снова подумала Катя. — Что же?»

— Сегодня вечером вам позвонят. — Кравченко был сама деловитость. — Личный секретарь господина Чугунова — она сообщит окончательный ответ. Думаю, он согласится на ваши условия. Они, мне кажется, вполне приемлемы. Конечно, не хотелось бы связываться ни с какими аукционами, Иван Григорьевич. Сыскали бы вы нам по своим каналам какого-нибудь тихого старичка-коллекционера с этим альбомчиком, потолковали бы с ним по душам, уговорили… Вот скажите, этот альбом Григорьева — ваш компаньон, кажется, в прошлый раз уточнил: у этой книги был ограниченный тираж… Но это реально найти эту вещь тут, у наших коллекционеров, а не за бугром?

— Думаю, что да. Я наведу справки, как только получу от вашего шефа конкретный ответ — согласен ли он.

— Но это не совсем пристойная вещь, не так ли? — кротко спросила Катя.

Белогуров покосился на нее.

— Ну, я бы так не сказал.

— Мне в тот раз показалось — нечто в духе Тулуз-Лотрека.

— У Тулуз-Лотрека было много работ. Какие конкретно вы имеете в виду?