что женщина и ребенок — Лиле и Моргана. Лица их были в саже, волосы — серые от пепла. Лиле смотрела на нее, не узнавая. «Наверное, у меня такой же жуткий вид, — подумала Харита, — если она не понимает, кто я».

— Лиле, — сказала она, протягивая руку. — Это Харита, Лиле. Мы уцелели, и мы останемся жить. Слышишь? Мы будем жить.

Моргана тихонько всхлипывала, но Лиле не отвечала. Она отвернулась и смотрела на чудовищный град.

Исполинская волна, поднятая последним взрывом, взметнула корабли на немыслимую высоту и бросила в пропасть. Она прошла под днищами и покатилась через океан, увеличиваясь и набирая скорость. При мысли о том, что натворит она на том берегу, Хариту передернуло.

Когда кончился огненный ливень, Харита и Лиле сбросили парусину. Над водой висела сплошная завеса пыли и дыма. Не видно было даже соседних судов.

Всю эту нескончаемую ночь триремы качались на мертвой зыби. Те, кому повезло остаться в живых, уснули, где стояли. Они проснулись сумеречным утром. Паруса бесполезно висели. Пепел по-прежнему сыпал, как снег, покрывая воду толстой коркой грязи. В душном воздухе пахло серой.

Штиль продолжался три дня. На четвертый бледное серое солнце пробило грязно-бурую мешковину туч. К полудню порывистый ветер с юга унес последние следы дыма, и взорам людей предстал океан. На месте Атлантиды колыхался все тот же водный простор и качалась на волнах грязь. Ни камешка, ни песчинки — ничего. Атлантида ушла под воду, и лишь тонкая струйка пара, поднимающаяся узкой полосой пузырей, указывала на то, что здесь когда-то был материк.

Атлантиды не стало.

КНИГА III. МЕРЛИН

Глава 1

Что написать о горьких годах, скорбных годах, годах отчаяния, мора, смерти? О чем рассказать — как мы боролись, как голодали, теряя силы, сколько страданий приняли?

Все это мы вытерпели. Более того: мы выжили. Чужой и холодный край покорился, стал нашим домом.

Четыре ужасных месяца носились мы по волнам, на пятый увидели каменистое западное побережье земли, что зовется Инис Придеин, — туманного острова, где горы окутаны мглой, а мягкие зеленые холмы уходят на север и восток.

На том клочке суши, где мы сошли с кораблей, почти не было человеческого жилья, и редкие обитатели, несмотря на всю свою подозрительность, приняли нас с почтением. Тщедушные, низкорослые, темноглазые и темноволосые, похожие на лесных зверей, эти люди называли себя керниуи и жили в лачугах из дерева и глины. Говорить с ними было невозможно. Их язык — не речь, а бессмысленная череда гортанных и шипящих звуков. Однако мы кое-как объясняли свои нужды, а они, принимая нас за богов, охотно все исполняли.

Мы прожили с ними полгода, ожидая четвертый корабль, но он, увы, так и не появился. Киан, Элейна и все, кто был с ними, погибли. Мы погоревали и ушли в глубь острова, за невысокий горный кряж (керниуи почитают его священным), в страну густых лесов, озер и зеленых полян, которую Белин, исследовав, счел пригодной для жизни. Во-первых, она была редко населена — туземцы, завидев нас, бежали, бросая в страхе скот и жилища.

Мы назвали новую страну Саррас, в память о покинутой родине, однако наши новые соседи вскоре переделали ее в Ллин Ллионис — так выговаривали они слово «Атлантида». И здесь, в Ллин Ллионисе, мы начали строить новую жизнь на грубой и негостеприимной земле.

Сразу за северной границей того края, который исследовал Белин, высится большой холм, окруженный болотами, а у подножия его расстилается очень большое, но мелководное озеро. Аваллах объявил, что на этом холме выстроит свой замок. Белин с остатками своих людей обосновался на юге, в Ллин Ллионисе, на узком выступающем в море полуострове. Майлдун поселился с ним. Думаю, Белин хотел жить ближе к воде на случай, если пропавший корабль все же достигнет берега.

Холм Аваллаха, или Тор, как называют его местные жители, возвышается над причудливой местностью: округлые холмы чередуются здесь с широкими долинами, в которых змеятся темные реки и серебристые ручейки и растут старинные дубы, тис, вяз и конский каштан. Под раскидистыми ветвями такого лесного исполина может укрыться целое стадо. Это сумрачный и печальный край безветрия и теней, длинное здесь кажется коротким, а маленькое — большим; дно морское на суше.

На этой древней и таинственной земле, настороженной и пустой, лишь изредка селились люди. Со временем я полюбила ее, полюбила мягкий, сочащийся свет и мглистую дымку. Но, даже любимая, она оставалась для меня таинственной и необычной.

Посреди зеленых лесов высится Тор. С вершины его прежде, чем Аваллах возвел высокие блистающие башни, открывались необозримые просторы. Издали холм видно отовсюду, хотя, как ни странно, подходя ближе, его нередко теряешь из виду.

Камня вокруг хватало, как и строевого леса. Озера изобиловали окунем, форелью и щукой, луга — всевозможной дичью. Скот быстро тучнел на привольных пастбищах, колосья золотились под солнцем. В лесистых долинах наливались соком дикие ягоды, зеленели съедобные травы.

Не столь щедрый, как утраченная родина, этот край тем не менее снабжал нас всем необходимым для жизни. А еще через несколько лет мы возвели надежные укрепления. Восхищению соседних племен не было предела. Эти дикари могли дни напролет наблюдать за нашими трудами, обсуждая их между собой. Мы, в свою очередь, наблюдали за ними, узнавали их обычаи, даже кое-как превозмогли их язык.

Впрочем, за достигнутое приходилось платить, и платить дорогой ценой. Холод и постоянная сырость вызывали болезни, которые кровь атлантов побороть не могла. Тяжело вспоминать, сколько ночей простояла я возле больных, бессильно взирая, как неведомая хворь уносит все новые жертвы, как день ото дня нас становится меньше.

Однако год за годом продолжались работы на Аваллаховом холме, мы расчищали озера, пахали целину, разбивали сады. Лиле, счастливая, как никогда, взяла на себя попечение о садах и огородах, и редко царскую супругу можно было сыскать где-либо, кроме как в кружевной тени ее любимых яблонь. Маленькая Моргана вечно бегала с ветками и лепестками в волосах, с черной землей под ногтями, с зелеными от травы ладошками.

Аннуби все больше замыкался в себе. Он заперся в четырех стенах и почти не появлялся во дворце, разве что прошмыгнет живой тенью в темном закоулке между службами. Думнонии звали его Аннон и считали божеством Иного Мира, сумеречного загробного царства, где обитают души их предков. Что ж, они были близки к истине.

Странное дело, Аваллахова рана так до конца и не исцелилась — порой она по нескольку дней не давала ему встать с