в руке Батыя или Тамерлана. И вот — уже несколько тысячелетий, как сменяется на земле одно поколение другим, сменяется единственно для страданий. Однако на все это смотрит Бог, Творец и Владыка всего, всемогущий и всеблагий. Это ужаснейшее зло, в котором страждет род человеческий, на земле, не препятствует Богу пребывать всеблагим. Сколько ни придадим чисел к бесконечному, сколько не отнимем их от него, оно не изменится, пребывает Бесконечным!.. Но если взглянуть так на землю, на которой поочередно страдали, на которой вымерло смертью, более ли менее лютою, столько поколений — мысль о аде и вечных муках перестает уже быть странною!.. Род человеческий — разряд существ падших. Земля — преддверие ада с первоначальными казнями для преступных. Спаситель сделал ее преддверием Рая.

Святитель Игнатий (Брянчанинов),

Письма к мирянам, письмо № 205.

Глава 6

Как помочь умершим?

Общение с умершими

Потеря близких людей есть одно из величайших бедствий, постигающих человека в этой земной жизни. За утешениями в подобного рода несчастьях обращались очень многие и к преосвященному епископу Феофану Затворнику, прося его наставлений и молитв. Епископ Феофан обыкновенно удовлетворял просителей и в своих письмах давал ответы на вопросы, обращенные к нему. Письма эти по своей простоте и вместе с тем по глубокому пониманию духовной жизни имеют руководственное значение для всех. Епископ Феофан считал, что при гробе близких и дорогих нам людей вполне естественно поскорбеть и поплакать, но эта скорбь должна быть умеренная и отнюдь не должна переходить в отчаяние.

«Нельзя не поскорбеть, — писал святитель одному лицу по случаю смерти родителей, — такова уж душа наша; но в меру — и притом небольшую. Что главное у человека, тело или душа? Душа главное. Когда душа жива — и человек жив. А когда умирает, что умирает, душа или тело? Тело, а душа остается жива. Стало быть, умершие живы; живы и ваши родители. Они только отлучились от вас и стали жить в другом месте. Туда же и вы в свое время перейдете — и увидитесь. Разлука у вас только временная. Потому и говорю, что не поскорбеть нельзя, только немножко, как скорбят, когда выезжают из дома в школу.

Так случилось у нас, что умерших мы воображаем такими, какими они были, как лежали на столе в гробу, и затем, как они в могиле, и даже причитываем: как тебе там темно, как тебе там тесно, как тебе там сыро… А, между тем, там совсем и нет тех, кого оплакиваем. Они в другом месте, и даже около нас, только в другом совсем виде».

«Плачьте, плачьте, — писал в другом месте святитель одной матери, — в этом ничего нет неестественного и укорного. Диво было бы, если бы мать не поплакала о смерти дочери. Но при этом надо знать меру: не убиваться и не забывать тех понятий о смерти и умерших, которые даются нам, христианам. Умерла! Не она умерла, умерло тело, а она жива и также живет, как и мы, только в другом образе бытия. Она и к вам приходит и смотрит на вас. И, надо полагать, дивится, что вы плачете и убиваетесь, ибо ей лучше. Тот образ бытия выше нашего. Если бы она явилась, и вы попросили ее войти опять в тело, она ни за что не согласилась бы. Зачем же вам вступать с ней в такое разногласие? Желать того, что ей противно? Какая тут будет любовь?

Нельзя не пожалеть, что не пришлось вам в последний раз взглянуть в очи ее, последнее услышать слово от нее, последнее дать ей объятие материнской любви. Ну, вот и поплачьте. Только все немножко. Телесные очи ее закрылись, а душевными она смотрит. Смотрите и вы на нее душою своей. Не воображайте ее в могиле: там ее нет; там тело ее, а она — вне тела, и теперь может быть при вас стоит. Язык ее замолк, но она не лишена возможности говорить вам в сердце. Внимайте и услышите: «Мамочка! Не тужи и не убивайся. Я с тобой, и мне очень хорошо!» Отвечайте же и вы ей: «Ну, слава Богу, что тебе лучше». Объятия застыли, не прострутся более. Но она собою, как душа, может объять душу вашу и так же тепло, как теплы обычные объятья. Отвечайте же и вы спокойно, немятущейся душой, теплой памятью о ней».

Таким образом, великим утешением служит для христианина то, что умершие и по смерти продолжают общение с нами, прямо с душой.

На вопрос, что делается с усопшими, святитель писал: «Тело возвращается в землю, а душа получает от Господа некое место по своему усмотрению, где и пребывает до скончания века, в чаянии радостном или в нечаянии ужасном. То — закрытая для нас страна. Что там — в точности не определено с подробностью… Одно точно определено… что тамошнее состояние вполне соответствует тому, как настроит себя человек здесь, на земле. Как настроить — широко разъяснено в Евангелиях и посланиях. Это и есть теперь для нас главное. Как цель не на земле, а в другом образе бытия, то разумно всю заботу обращать на то, чтобы добре приготовиться туда. Не приготовимся — все пропало.

Не мучьте себя пытаньем — что там и где будем? А когда в уме народятся такие вопросы, говорите себе; хорошим там будет хорошо, а худым худо; соответственно этому и место там будет для одних светло, а для других — тьма».

Почему мы понимаем усопших? «Потому, — отвечал святитель, — что так заповедано нам делать. А что заповедано, видно из того, что в Церкви Божьей не было времени, когда бы не творилось это поминовение. Значит, это идет от апостолов и Самого Господа». Помнить надо не только своих родных, но и всех православных христиан, во всякое время и во всякой молитве. Сами там будем и нуждаемся в этой молитве, как бедный в куске хлеба и чаше воды. Помни, что молитва об усопших и сильна общностью, тем, что идет от лица всей Церкви. Но как