— Мой предшественник Гермес рассказал вам про опыт с крысами. Деметра говорила об опыте с обезьянами. Сравнение с животными помогает лучше понять поведение человека. Поэтому я расскажу вам о блохах.

Она берет один из бокалов и демонстрирует опыт. Я спешу записать его в «Энциклопедию».

В бокале находятся блохи. Край бокала как раз на такой высоте, которая позволяет им перепрыгнуть его.

Затем на бокал кладут стекло, закрывающее выход.

Сперва блохи прыгают и ударяются о стекло. Потом, чтобы не причинять себе боли, они начинают прыгать так, что не ударяются о крышку. Через час нет ни одной блохи, которая бьется о стекло. Все уменьшили высоту прыжка, чтобы остановиться ниже потолка.

Если убрать стекло, блохи будут продолжать прыгать так, как если бы бокал был закрыт.

Афродита прилипла к бокалу, как будто эти блохи являются для нее самым интересным зрелищем во Вселенной.

— Какой вывод вы можете сделать из этого опыта? — спрашивает она.

— Некоторые опыты прошлого мешают видеть вещи такими, какие они есть, — говорит Рабле. — Видение реальности деформируется былыми болями.

— Неплохо. Эти блохи теперь не хотят рисковать, боясь удариться о потолок. Однако им стоит лишь попробовать, чтобы понять, что удача снова на их стороне.

По тому, как она произнесла эту фразу, я догадываюсь, что она предназначена мне.

— Похоже на опыт с шимпанзе, — говорит Вольтер.

— Нет, поскольку шимпанзе даже не могли иметь отрицательного опыта, — возражает Руссо. — Блохи знают, почему не нужно прыгать выше, обезьяны этого не знали.

— Это так, но в обоих случаях подопытные не видят очевидного.

— Есть также страх менять привычки, — возражает Сент-Экзюпери.

— Конечно, — соглашается богиня любви.

— И потом, блохи не хотят больше искать новых сведений. Они затвердили навсегда то, что уже узнали, — замечает Сара Бернар.

— Здесь вы указываете на одну из самых больших проблем человечества, — заявляет наш преподаватель. — Очень немногие люди способны сами понять происходящее. Они повторяют то, что говорили им родители, потом учителя в школе, то, что они видели в вечерних новостях. Наконец, они убеждают себя, что это их собственное мнение, которое они с жаром защищают, если им противоречат. Однако они могли бы сами посмотреть и подумать, чтобы увидеть мир таким, каков он на самом деле, а не таким, как его хотят им показать.

Эта лекция напоминает мне одну дискуссию, которая была у меня с друзьями, приглашенными на ужин. Один из них, журналист, объяснял, что все средства массовой информации пользуются сообщениями единственного агентства новостей, финансируемого как будто случайно государством и крупными нефтяными компаниями. Поэтому публика опосредованно имеет точку зрения государства и этих компаний, которые в свою очередь хотят ублажать страны, поставляющие нефть. Ну и что он открыл? На него тут же ополчились, как на предвзятого человека. Я пытался выступить в его защиту, но безуспешно. По странному стечению обстоятельств те, кто больше всего выступал за защиту гражданских прав, оказались самыми резкими критиками.

— Как сделать, чтобы блохи прыгали выше, чем привыкли? — спрашивает Афродита.

— Обучая их, чтобы они чувствовали себя свободными и доверяли только своим чувствам, — говорит Рабле.

— А как этого достичь?

— Сделав их умными, — пробует Симона Синьоре.

— Нет, ум здесь ни при чем.

— Научив их основываться только на собственном опыте, — предлагаю я.

Афродита одобряет:

— Вот именно. Попробовать все, испытать все, собрать сведения, не пользоваться прошлым опытом или опытом других, и доверять только себе.

Когда раньше на Земле мы с Раулем решили исследовать смерть, мы вызвали недоверие даже среди своих близких. Смерть для всех принадлежит к области религии, и только священники и мистики могут о ней рассуждать. То, что простой человек интересуется смертью как «terra incognita», казалось абсолютно кощунственным, в особенности, когда я употреблял дорогие мне понятия «светской духовности» или «индивидуальной, а не коллективной духовности». Для меня духовность была противоположна религии, поскольку она присуща каждому человеку, в то время как религия является лишь готовой мыслью, предназначенной для тех, кто не в состоянии найти собственный путь развития. Яподчеркивал, что «духовность» содержит термин «остроумие», что значит также «юмор», и что большинство религий казались мне слишком аскетическими для сохранения этого измерения. Естественно, потом я понял, что лучше было молчать и говорить о таких вещах только с Раулем, который меня понимал.

— Чтобы подтолкнуть людей снова попробовать прыгнуть выше, нужно учить их свободе, а чтобы передать это учение, нужны…

Афродита с хрустом пишет мелом на доске:,«Мудрецы».

— Это новая цель. Внедрите в ваши народы мудрецов, посвященных, ученых, — советует она. — Короче говоря, людей с уровнем сознания «6».

— Да их всех убьют, — говорит Бруно.

— У вас, возможно, да, — неожиданно говорит Афродита, сурово глядя на Бруно Балларда. -…У меня? Что вы против меня имеете? Она указывает на него пальцем.

— Вы думаете, я не видела?

В этот момент я понимаю, что никогда не интересовался людьми-соколами.

— Так вот, дорогой мсье Баллард, вы действительно никого не завоевали и не вызвали никакой резни. Этого нет… Но нужно посмотреть, как вы обращаетесь с собственным населением. Скажите мне, что вы имеете против женщин?

Бруно опускает глаза.

Я не понимаю, я скорее ожидал подобной реакции в отношении Прудона, напавшего на женщин-ос.

— Вы позволили установиться чудовищным нравам. Сперва самое очевидное… обрезание. Матери калечат собственных дочерей. Они обрезают им клитор. Вот что делают у мсье Бруно! А почему они это делают?

— Ну… — говорит Бруно, — я не знаю. Это женщины сами так решили. Они думают, что если не станут этого делать, то не будут настоящими женщинами.

— А кто внушил им эту идею?

— Ээ… мужчины.

— А почему? -…Потому что они не хотят, чтобы те спали направо и налево.

— Нет, мсье, потому что они не хотят, чтобы женщины получали удовольствие. Они испытывают ревность по отношению к удовольствию женщин, которое кажется им большим, чем у них (так оно и есть).

И я видела у ваших людей девочек, изуродованных на всю жизнь лишь… по традиции! Бруно Баллард колеблется.

— Это не я, это мои люди…