– Короткая.

Выстрел. Промазал. В нос и глаза лезет кислая кордитная вонь. Звяканье стреляной гильзы, сдавленный мат башнера в наушниках. Сергей уже заметил, что ругается Анисимов только во время боя, в другое время не позволяя себе ни единого бранного слова, – защитная реакция психики? Возможно…

– Вперед.

Ненужная, к тому же еще и запоздавшая команда: Цыганков и сам прекрасно знает, что делать. Рывок, подворот на полкорпуса, набор скорости. «Тридцатьчетверка» с разгона взлетает по откосу, под гусеницами скрежещет сминаемый металл. Прямо по курсу – перевернутый грузовик, из расколотого близким взрывом кузова рассыпались укупорки с выстрелами к противотанковой пушке – вон она, сорвалась с прицепа, нелепо задрав в небо упор станины. Сознание отчего-то с особой четкостью фиксирует рассыпавшиеся в пыли цилиндры унитаров: желтая, не успевшая потускнеть, гильза, черная «голова» бронебойного снаряда. Между выстрелами – тела в фельдграу, в разной степени сохранности. Широкие гусеницы расплющивают гильзы, вбивая их в землю. И не только снаряды, разумеется…

– Тарань! – Посильнее вцепиться руками, готовясь к столкновению. Мат мехвода. Заполошный треск курсового «ДТ»: Божков кого-то увидел и сейчас поливает его очередями.

Танк прыгает вперед, несильный толчок – слишком велика разница в массе, – и снова противный визг разрываемого металла. Вверх – короткая пауза, скрежет – вниз. Качели, мать их! Смяв покореженную кабину и разметав по доскам кузов, танк сползает с остатков грузовика. Цыганков отрабатывает гусеницами, разворачивая машину вдоль дороги.

Выстрел. Ба-бах. Длинь. Кланц. Попал: утыканная заклепками «Прага» теряет сорванную ударом башню и боком сползает с насыпи. Ни детонации, ни пожара. Помедлив секунду, словно раздумывая, стоит ли это делать, легкий танк внезапно переворачивается, опрокидываясь кверху брюхом. Кобрин видит заляпанное намертво присохшей грязью днище, по сторонам от которого все еще вращаются, подрагивая на замерших катках, узкие гусеницы.

– Вперед.

Еще одна ненужная команда, «тридцатьчетверка» и без того уже набирает скорость. Но молчать во время боя нельзя. Хоть матерись, хоть стихи читай, только не молчи.

По ним снова попали, на этот раз в борт, по касательной. И снова без пробития, только в ушах зазвенело и броня ответила короткой дрожью. Отправить ответку комбриг не успел – обидчика спалил кто-то из товарищей. Хорошо спалил, грамотно, аж угловатая башня с кургузым «окурком» набок сползла. Молодцы, ребята, запомнили его слова насчет «башкой на все триста шестьдесят вертеть, ушами не хлопать, плечо товарищу вовремя подставлять». Эх, ему б хоть недельку с бригадой поработать, поднатаскать мужиков! Но нет времени. Нет – и быть не может. Сейчас ни у кого нет времени, даже у Oberkommando. Блицкриг на последнем издыхании, темп наступления падает каждый день, увязая в русской обороне, тормозясь, казалось бы, бессмысленными контрударами.

– Короткая! – Это мехводу. И сапогом в спину. Легонько, как просил. – Огонь! – А это уже самому себе. Просто чтобы не молчать. Башнер, вон, матерится, а он чем хуже? Материться красному командиру уставом не положено, значит, будет сам себе команды отдавать.

Промах! Зар-раза!

– Витя, стоим, еще раз.

Клацанье затвора, тычок в плечо от башнера: заряжено. Цыганков, молодчина, ждет, сжимая фрикционы побелевшими от напряжения пальцами.

Огонь! Есть, попал! Одной болванкой и направляющее колесо своротил, и двигатель разбил. О, уже и горит, жаль, вяло как-то, дым есть – огня нет. Итого три штуки за несколько минут. Неплохо. Может, предложить ребятам звездочками на башне или стволе количество побед отмечать? Чем танкисты хуже летчиков? Вроде бы в этом времени подобное пока не практикуется: вот и будет, блин, прогрессорство! Минимальное, угу…

Пора отходить? Пожалуй, что и пора, хорошего понемногу. Ошарашенные артналетом, неожиданной атакой и потерями фрицы понемногу приходят в себя, действуя все более организованно. И стреляют, к сожалению, все прицельнее. Значит, командиры уцелели и сейчас занялись тем, чем им и положено – подавлением паники, борьбой с неразберихой и перегруппировкой сил. Фрицы это умеют, у них подобное в крови. Да и опыт французской и польской кампаний никуда не делся. Не говоря уж про два месяца боев с Красной Армией, что на несколько порядков серьезнее. А нам это нужно? Хренушки, нам это совсем даже не нужно. Пусть пока раны зализывают, считая, что русские танки и не собирались ввязываться в долгий бой.

Приоткрыв башенный люк, Кобрин выпускает в низкое небо сигнальную ракету, подавая оговоренный сигнал. Уходим.

Но скоро вернемся, только не здесь и немного позже. Ждите, сволочи, не скучайте…

Интересно, как там тяжелотанкисты поживают? Заперли фрица?

* * *

Укрытые в капонирах и тщательно замаскированные «КВ» немцы до первого их выстрела так и не обнаружили. Местность пересеченная, изрезанная множеством овражков, с невысокими холмами, как тут заподозрить, что полдесятка невесть откуда взявшихся кустов, которых еще утром тут не было, не совсем кусты? Точнее, вовсе даже не кусты, а вкопанные в землю по самые башни русские тяжелые танки? И тот факт, что безобидные заросли вдруг начали прицельно лупить по узкой на этом участке дороге из семидесятишестимиллиметровых орудий, оказался для гитлеровцев полной неожиданностью. Крайне неприятной неожиданностью.

С окопами для размещения пехотной роты прикрытия пришлось провозиться еще больше, маскируя брустверы и пулеметные точки дерном, сухой травой и накрывая ходы сообщения плащ-палатками и срезанными в недалеком лесу ветками, но оно того стоило: просквозивший мимо передовой дозор ничего подозрительного не заметил, хоть фрицы и тщательно пялились поверх бортов. В бой пехотинцы должны были вступить не раньше, чем немцы приблизятся на расстояние прицельного выстрела. Окопы расположили так, чтобы надежно прикрыть с фронта и флангов все пять танков. Запасные позиции отрыли в нескольких сотнях метров восточнее, там же, где и еще одну линию укрытий для «КВ». Отступать дальше уже не собирались. По крайней мере, до получения соответствующего приказа комбрига…

Удара с тыла со стороны промчавшихся мимо разведчиков не боялись: в полукилометре уже ждала засадная команда силами до отделения при двух пулеметах. И когда идущий следом за мотоциклами легкий танк вдруг замер, наскочив на мину, и раскорячился поперек дороги, все было кончено в считаные минуты. Попавшие под перекрестный ружейно-пулеметный огонь мотоциклисты не продержались и нескольких секунд, после чего стрелки перенесли огонь на бронетранспортеры. Бронебойные и бронебойно-зажигательные пули с легкостью дырявили тонкие борта, так что покинуть простреливаемые насквозь машины удалось немногим. Перебив гитлеровцев, успевших сделать буквально несколько выстрелов, подобравшиеся к дороге бойцы закидали оба бэтээра гранатами и подожгли их, предварительно сняв пулеметы. Второй танк развернулся и попытался уйти, но напоролся на метко брошенную под гусеницу «РПГ-40» и тоже замер с разбитой ходовой. Танкисты попытались отстреливаться из пулеметов, но взрыв на крыше моторного отсека еще одного килограммового «подарка» превратил «Pz-I» в пылающий факел: противопульная броня не могла соперничать с фугасным боеприпасом, насквозь пробивающим до двух с половиной сантиметров стали. Взрыв оказался настолько мощным, что даже своротил с погона башню.