Из-за этих событий за всю зиму Черепанов видел Максимина только однажды. И приехал главнокомандующий даже не в лагерь, а в Новы.[75]Возникли какие-то проблемы с поставками продовольствия. Черепанов в эти дела не вникал. Полагал: на то есть квесторы и трибуны, и латиклавий Деменций Зима способен организовать снабжение не хуже, а лучше самого Черепанова. Тем не менее проблемы возникли. Потому что перебравшиеся через реку германцы ухитрились схитить зерно, предназначавшееся для одного из паннонийских лагерей, и Максимину потребовалась поставка провианта из Мезии.

О том, что Максимин – в Новах, Черепанов узнал через час после того, как фракиец въехал в городские ворота. Командующий западной армией передвигался стремительно и появлялся как снег на голову. И радости от его появления было еще меньше, хотя снег в эту зиму тоже всех достал.

Черепанова в Нову не вызывали. Он отправился сам. Вместе с фракийцем приехал и Плавт, посему Геннадий решил рискнуть и попроситься в отпуск.

Фракийца он нашел в курии. Там же были и все местные чиновники: горстка перепуганных штатских, глядевших на командующего, как овцы – на тигра. Фракиец был разъярен. Он вообще легко впадал в ярость, и в таких случаях окружающим следовало вести себя скромно, помалкивать и по возможности держаться вне пределов досягаемости огромных кулаков.

– Вот моя расписка! – Широченная ладонь припечатала к столу клочок папируса. – Вы ее забираете – и не позднее завтрашнего утра я должен увидеть тридцать подвод, нагруженных провиантом по моему перечню. Вы его получили?

Чиновники мялись…

– Квестор, ты получил перечень?

– Да-а…

– Завтра утром! Ясно?

– Но я не могу… – пробормотал чиновник.

– Почему? – наклонившись, свистящим шепотом спросил Максимин.

– Я не могу отгрузить тебе провиант, легат. Закон не разрешает мне принимать такие расписки. Все армейские квоты уже выбраны! – Чиновник трусил, но сознание собственной правоты придало ему уверенности. – Наместник Туллий…

Раздался треск – и несчастный, отброшенный страшным ударом, отлетел назад и упал между шарахнувшихся «лучших людей» города. Тога его задралась. По штанам из толстой серой шерсти расползлось темное пятно. Квестор был мертв.

– Мне плевать на квоты! – проревел Максимин. – Мои солдаты не будут голодать! Утром! Завтра! Тридцать подвод! Или я сдеру с вас тряпки и выгоню на Данубийский лед!

Командующий развернулся и стремительно покинул комнату. Чтобы пройти в двери, ему пришлось наклонить голову. Легионеры и свита (на лицах у них читалось полное одобрение действий командующего) вышли следом. Задержался только Черепанов.

– Он что, был сумасшедшим? – спросил принцепс, кивнув на труп.

– Это твой легат – сумасшедший… – пробормотал кто-то.

– У него приказ наместника, – сказал седовласый патриций, глава местного совета. Геннадий пару раз был у него в гостях и относился к нему с уважением: честный человек, философ-стоик.[76]– Не отпускать армии зерно из городских хранилищ без финансового обеспечения.

– У него был приказ наместника, – сказал Черепанов. – Что вы намерены делать?

– Жаловаться наместнику. Пусть император узнает…

– Император знает, – сказал Черепанов, – как Максимин обошелся с вашим судьей, который посягнул на армейские привилегии.

– Но это же другое…

– То же самое. Главная привилегия солдата – быть сытым. Совет: дайте Максимину то, что он требует. Довольно одного мертвеца…

– О чем ты с ними толковал? – недовольно спросил Черепанова Гонорий Плавт.

– Уговаривал дать провиант.

– Куда они денутся! Фракиец всегда получает то, что хочет.

– Только методы его мне не очень нравятся, – проворчал Черепанов.

– Скажи спасибо, что не ты испробовал его кулака! – усмехнулся примипил. – Да, он грубоват, зато всегда поддержит своих.

– Ну, если это называется – грубоват… – протянул Геннадий.

Плавт засмеялся.

– Ладно, – сказал он. – Говори, чего хотел. Ты же не любоваться, как Максимин зерно выколачивает, в город прискакал?

– В отпуск хочу, – сказал Черепанов. – Недели на три. В Рим.

– Небось, к патрицианке своей? – усмехнулся Плавт. – Ой смотри! Фракиец с ее папашей сейчас не в ладах.

– Это их интимные проблемы, – ответил Геннадий. – Меня не касается. Отпустишь?

– Не уверен. Если фракиец отпустит меня. В мой легион. Я узнаю…

Максимин Гонория не отпустил.

– Может быть, на мистерии… – понизив голос, пообещал Аптус. – Надейся, лев …

– А что мне еще остается… – проворчал Черепанов.

Он очень скучал по Корнелии. И по Лехе. Но пришлось удовольствоваться письмами. Из Рима они приходили намного чаще, опечатанные и пахнущие благовониями. Письма от Коршунова пахли менее возвышенно, и запечатывать их не требовалось. Читать по-русски здесь никто не умел. Дела у Лехи шли хорошо. Он уже получил добро и от готов, и от герулов. Сейчас вел переговоры с сарматами. Если получится, будет замечательно. Тяжелая конница очень нужна…

Обещание Аптуса не реализовалось: февральские митраистские мистерии, так же как и декабрьские, Геннадий отпраздновал не в Риме, а здесь, в Мезии. К своим обязанностям примипил одиннадцатого так и не приступил. Потому что пошел на повышение: в префекты восьмого. А место примипила одиннадцатого Клавдиева занял Черепанов: Геннадий уверенно шел вверх по карьерной лестнице. Интересно, куда она его заведет? Не свалиться бы…

Девятнадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака

Повелитель великой Римской империи Марк Аврелий Александр Север «Великий Персидский» прибыл в лагерь западной армии вместе со своей матерью-соправительницей Юлией Авитой Мамеей, официально титулуемой Августой и «матерью императора, солдат, Сената и страны». С ними пришел громадный обоз и два сирийских легиона – шестой железный и шестнадцатый Флавиев крепкий. Вместе с теми войсками, что уже собрались под Могонтиаком, получалась почти сорокатысячная армия. Такими силами можно было не только запугать, но и сокрушить межплеменной союз алеманнов. Так считал Черепанов, чей легион (правда, без легата, который по общественным делам задержался в столице) также расположился у стен Могонтиака. Так считал префект восьмого легиона Плавт. Так считал командующий западной армией Максимин.