— Она почти ничего о вас не говорила. Вас это удивляет?

— Не дерзи мне, — холодно предупредил Томкин. — Ты этим мало чего добьешься. — Его голос немного смягчился. — Но, честно говоря, я действительно удивлен. — Он махнул рукой. — Впрочем, это неважно. Я все равно люблю их обеих. Я не самый лучший отец в мире, но и они во многом оставляют желать лучшего. Скажем так: мы все виноваты.

— Если бы вы не злоупотребляли своей властью...

— Ага, значит, она все-таки говорила обо мне.

— Да, немного. Один раз.

— Мой мальчик, может быть, это прозвучит напыщенно, но деньги — это власть, и наоборот. Принимать решения, укреплять власть, следить за притоком денег — в этом мой талант. — Томкин поднял указательный палец, и стал почему-то похож на старого дядюшку из диккенсовского романа. — И моя жизнь. Без этого я умер бы на следующий день, и от этого я не могу отказаться даже ради своих дочерей.

— А вы бы этого хотели?

— Честно говоря, не знаю. — Он медленно пожал плечами. — Но какая разница? Это не значит, что я люблю их меньше; просто я многого лишен.

— Они тоже.

— Жизнь — суровая штука, верно? Я рад, что ты это понимаешь. — Томкин повернулся к Николасу. — Кажется, я в тебе не ошибся. Мне нравится, как ты работаешь.

Они пересекли Пятую авеню и застряли посередине квартала. Воздух дрожал от зноя и выхлопных газов над раскаленным асфальтом.

— Знаешь, — продолжал Томкин, пока они стояли, — деньги — забавная штука. Те, у кого их нет, мечтают о них. Но те, кто ими обладает — если в придачу у них есть хоть капля мозгов, — знают, какое это тяжелое бремя. Иногда по утрам я не хочу подниматься и идти к себе в контору. Мне кажется в такие минуты, что мое тело весит несколько тонн, а каждый вдох дается с огромной болью.

Машины не двигались. Через некоторое время стали раздаваться нетерпеливые, гудки.

— Но нужно принимать решения. Решения, связанные с миллионами долларов и судьбами тысяч моих служащих во всем мире. И никто этого не сделает, кроме меня. — Голос Томкина стал задумчивым. — Это захватывающее ощущение, Ник, — тебе так не кажется? Знать, что ты делаешь это так, как не может сделать никто другой. Ведь ты тоже делаешь свое дело лучше всех.

— Какое дело?

Глаза Томкина сузились, словно он вглядывался сквозь табачный дым.

— Ты сильный человек, Ник. Я знал это еще до того, как ты разделался с Фрэнком и Уислом. Разумеется, было приятно получить наглядное подтверждение своим догадкам. По правде говоря, я рад, что ты нравишься Жюстине. Мне кажется, ты ей подойдешь. Она должна узнать, что такое настоящий мужчина.

На перекрестке снова зажегся красный свет, но гудки не стихали.

— В чем дело, Toм? — спросил Томкин через решеточку переговорного устройства.

— Сломался автобус, мистер Томкин, — раздался из громкоговорителя голос шофера. — Это не надолго.

— Автобусы... Господи, я не ездил в автобусе уже лет тридцать.

— Вы можете это сделать — у вас есть деньги, — мягко пошутил Николас.

— Деньги могут только одно, — резко заметил Томкин. — Развращать людей.

Николас повернулся к нему.

— Это относится и к вам?

— Все люди — все до единого — подвержены искушениям. Все слабы. И в этом смысле деньги — великий уравнитель. Они из каждого могут сделать идиота. — Томкин хрипло рассмеялся. — Все те, кто говорит, что деньги их не изменили, — это мешки с дерьмом. Изменили, еще как изменили! Просто им нравится верить в сказки, которые они сами насочиняли. А я реалист. Я вижу неизбежные недостатки и принимаю их. Все имеет свою цену, и надо только проверить, хватит ли у тебя денег расплатиться.

Вот моя покойная жена. Господи, эта женщина прекрасно знала, чего хотела, и она это получила. Но у нее не хватило духа принять и все остальное. Такие люди приводят меня в бешенство: они только и делают, что бьют баклуши, а кто-то должен приходить трижды в день и подтирать им задницы. Думаешь, они слышали такое слово — “ответственность”? Никогда!

Поток машин медленно двинулся вперед, и скоро лимузин затормозил перед рестораном на углу.

— Пойдем, — властно предложил Томкин. — Не знаю как ты, а я не могу больше ждать.

Они вышли из лимузина, оставив аккуратно спрятанный под ковриком второй “жучок”.

* * *

— Тебе не нравится?

— Многовато места для одного человека.

— Я боюсь замкнутого пространства. Кроукер засмеялся.

— Понятно. — Он отошел от окна, выходившего на Ист-Ривер и побарабанил пальцами по мягкой коже коричневого дивана.

— Красиво, — пробормотал Кроукер.

— Да, он всем нравится. — В темных глазах Гелды мелькнуло лукавство. — Лейтенант, да вы покраснели. Только не говорите, что никогда раньше не сталкивались с... с профессионалками.

— Ты всегда так разговариваешь?

— Только, когда я... только иногда.

Кроукеру стало интересно, что она хотела сказать.

— Слушай, я проголодалась. Но у меня, похоже, ничего нет.

— Давай я схожу и...

— Нет-нет, не надо. Не уходи. — Гелда подошла к телефону. — Ты имеешь право немного отдохнуть — по крайней мере, перекусить. А если возникнет необходимость, они знают, где тебя искать.

“Да, — подумал Кроукер, — если, например, выяснится адрес женщины, которая поможет мне разделаться с твоим отцом”. Эта мысль почему-то смутила его.

Гелда взяла трубку.

— Как насчет итальянской кухни? Мне она нравится... Прекрасно. — Она кивнула и набрала номер.

— Филип? Это Джи. Все в порядке. А ты? Ты уверен? У тебя какой-то странный голос. Нет? Послушай, ты не мог бы принести мне чего-нибудь поесть. Да, у Марио. На двоих. Отлично. Пока.

— Кто такой Филип? — спросил Кроукер. — Ты ведь не собираешься впутать меня в какую-нибудь историю?

— Не беспокойся. Это мальчик, сирота. — Гелда заметила выражение лица лейтенанта. — Перестань. У него никого нет, кроме нас, и мы все его любим. Иногда он оказывает нам мелкие услуги. Что в этом плохого?

Кроукер улыбнулся.

— Ничего. — Он сел на диван. — Очень удобно. Гелда подошла к нему вплотную.

— Без одежды еще лучше.

Он рассмеялся, подавляя смущение. Гелда пошла к двери в спальню, снимая на ходу шелковую блузку. Прежде чем она скрылась за дверью, Кроукер разглядел ее безупречно красивую спину. Несмотря на большую грудь, она не носила лифчика.

— Что ты делаешь? — он поднялся с дивана и нервно суну руки в карманы.