— И ты продолжала жить дальше.

— Я закончила школу. И уехала из города, навсегда. Не хотела оказаться там в тот момент, когда обнаружат его труп.

Некоторое время женщины молча смотрели друг на друга. Потом Джейн сказала:

— Думаю, ты понимаешь: сейчас ты сама призналась в убийстве Доминика Соула. И я вынуждена тебя арестовать.

Лили и бровью не повела.

— Я сделала бы это снова. Он заслужил.

— Кто знал об этом? Кому еще было известно, что ты его убила?

Лили помолчала. Мимо них прошли двое, пряча головы от ветра, кутаясь в воротники пальто.

— Сара и Лори-Энн знали?

— Они были моими лучшими подругами. Пришлось им рассказать. Они поняли, почему я это сделала. И поклялись хранить тайну.

— И теперь твои подруги мертвы.

— Да. — Лили вздрогнула и обхватила себя руками. — Это я виновата.

— А еще кто-нибудь об этом знал?

— Я больше никому не рассказывала. Думала, все кончено. — Она вздохнула. — Ну а потом Сара получила ту открытку.

— С отсылкой к Откровению?

— Да.

— Значит, о том, что ты сделала, знал еще кто-то. Тот, кто видел тебя той ночью или где-то услышал об этом. И теперь забавляется, издеваясь над тобой.

Лили покачала головой.

— Ту открытку мог послать только Доминик.

— Но ведь он умер. Как же он мог?

Лили некоторое время молчала, отлично понимая — то, о чем она собиралась рассказать, наверняка покажется этой женщине, доверяющей только логике, полным бредом.

— Вы верите в жизнь после смерти, детектив? — спросила она.

Как Лили и догадывалась, Джейн только хмыкнула.

— Я верю в то, что жизнь дается только раз. И прожить ее надо как следует.

— А вот древние египтяне верили в жизнь после смерти. Они считали, что у каждого человека есть «ба», они изображали ее в виде птицы с человеческим лицом. Ба — это наша душа. После смерти человека она высвобождается из его тела и может снова вернуться в мир живых людей.

— И какое же отношение вся эта египетская дребедень имеет к твоему двоюродному брату?

— Он же родился в Египте. От матери ему досталась куча книг, некоторые из них — довольно-таки старые, с текстами из египетских саркофагов. Магические заклинания, позволяющие вернуть ба к жизни. И у него, думаю, получилось.

— Ты это о чем — о воскрешении?

— Нет. Об одержимости.

Наступившая вдруг тишина, казалось, будет длиться вечно.

— Ты имеешь в виду одержимость дьяволом? — наконец спросила Джейн.

— Да, — тихо проговорила Лили. — Ба находит новое обиталище.

— И что, вот так завладевает чьим-то телом? Заставляет человека убивать?

— У души нет физической формы. Она должна распоряжаться настоящим, живым человеком. Понятие одержимости дьяволом — штука не новая. Католическая церковь знала об этом всегда, они даже описывали подобные случаи. У них есть обряды изгнания дьявола.

— Ты хочешь сказать, эта самая «ба» твоего братца переселилась в чье-то тело? И таким образом он за тобой гоняется. И таким образом ему удалось убить двух твоих подруг.

Лили уловила в голосе Джейн нотку сомнения и вздохнула.

— Какой смысл говорить об этом? Ведь вы в такие вещи не верите.

— А ты? Я имею в виду — взаправду?

— Двенадцать лет назад не верила, — тихо проговорила Лили. И посмотрела на Джейн. — А теперь верю.

* * *

«Двенадцать лет под водой!» — думала Джейн.

Она стояла на краю карьера, дрожа от холода и прислушиваясь к мерному рокоту двигателя подъемного крана и скрипу троса, натянувшегося в струну под тяжестью давно затонувшей машины, которую теперь доставали со дна. А что происходит с телом, пролежавшим в воде, среди водорослей, зацветающих каждое лето двенадцать лет подряд, и в холоде — за двенадцать зим? Люди, стоявшие позади Джейн, хранили суровое молчание: они, как и Риццоли, конечно же с ужасом ожидали, когда перед ними предстанет тело Доминика Соула. Окружной судмедэксперт доктор Кибби поднял воротник пальто и прикрыл шарфом лицо — почти целиком, будто прячась от того, что происходило вокруг, будто желая оказаться где угодно, только не здесь. Где-то наверху, на ветках деревьев, каркали три вороны — им, как видно, не терпелось увидеть добычу и отведать мертвечины. «Хоть бы на костях не осталось плоти», — думала Джейн. Скелет еще куда ни шло. Скелеты — праздничное украшение для Хэллоуина, бряцающий пластик. Ничего человеческого.

Она мельком глянула на Лили — та стояла рядом. «Тебе-то, поди, еще хуже. Ведь ты знала его. И убила своими собственными руками». Но Лили даже не отвернулась — она так и застыла возле Джейн, пристально вглядываясь в глубину карьера.

Трос натянулся еще туже — из черной проруби, где плавали мириады осколков льда, вот-вот должен был показаться зловещий груз. Под воду уже спускался водолаз, чтобы подтвердить: машина действительно находится там, но вода оказалась до того темной, а всколыхнувшийся со дна осадок — до того густым, что салон пока нельзя было разглядеть. Вдруг вода словно вскипела — и на поверхности наконец показалась машина. Благодаря воздуху в шинах при погружении она перевернулась колесами вверх — и сейчас так же всплывала, кверху ржавым, прохудившимся днищем, сплошь в щелях, из которых вытекала вода. Вслед за тем, напоминая всплывшего кита, на поверхности показался задний бампер: номерной знак на нем было не разглядеть — за все эти годы он успел зарасти водорослями и покрыться илом и песком. Двигатель подъемного крана оглушительно взревел и завыл, и вой механизмов, казалось, пронзил голову Джейн насквозь. Она почувствовала, как Лили, сжавшись, прислонилась к ней, и подумала, что вот теперь-то девушка не выдержит и убежит в ее машину. Однако Лили выдержала: она стояла и молча наблюдала, как зловещий груз показался над краем карьера и медленно опустился на снег.

Рабочий высвободил трос. Двигатель рявкнул еще раз, кран дернулся — и машина перевернулась на колеса. Вода, вытекавшая из нее ручьями, окрасила снег в грязно-коричневый цвет.

Некоторое время к машине никто не подходил. Все ждали, когда из нее полностью вытечет вода. Затем доктор Кибби натянул перчатки и, осторожно ступая по грязному снегу, направился к машине. Взялся за ручку дверцы, дернул, но дверца не открылась. Тогда он зашел со стороны пассажирского сиденья и налег на ручку той дверцы. И тут же отскочил, намочив ботинки и брюки.

Доктор Кибби оглянулся на остальных и снова уставился на дверь, откуда все еще струилась вода. Затем он перевел дух и, чуть помедлив, заглянул внутрь машины. Какое-то время он так и стоял — согнувшись, выпятив зад наружу. Потом вдруг резко выпрямился и обернулся к остальным.