Цедя пиво в кувшин, она, глотая слезы, проговорила:

– Джон, ты сегодня видел Эрика?

Дайтон кивнул. Агнес протянула ему полный до краев кувшин.

– Джон, скажи ему, что я буду за него молиться Пречистой Деве. И еще… Скажи, что я его очень люблю.

Дайтон фыркнул и, осторожно поддерживая кувшин, двинулся к выходу. «Этого еще не хватало! Служить вестником любви у солдатской потаскушки!» Он злился, хотя и понимал, что дело не в этом. Его трясло от страха. Этой ночью… Все должно свершиться ночью. Он видел, как люди герцога Олбэни сегодня покидали долину, а это было сигналом для него.

Выйдя из кухни, он несколько минут постоял, прислушиваясь. Все было тихо, лишь долетал негромкий разговор от одного из костров. Вокруг другого почти все спали. Жаль. Если он примется их будить, чтобы угостить пивом, это покажется подозрительным. Что ж, те, кто сейчас внизу под стенами, и так должны будут понять – он сделал все, что мог.

Дайтон осторожно поставил кувшин на каменный выступ, достал из-за пояса кожаный мешочек, развязал стягивающий его шнурок и высыпал содержимое в пиво. Осторожно взболтал кувшин и подождал, пока зелье растворится. «Это хороший порошок, – говорил ему Тирелл, вручая зелье. – Человек словно бы засыпает, и никто не замечает, как его душа отправляется в чистилище».

Прижимая кувшин к груди, он еще какое-то время медлил на крыльце, глубоко вдыхая сырой прохладный воздух. На душе было неспокойно, его знобило, и где-то в животе не утихала мелкая дрожь. Не проще ли было бы подсыпать этот порошок барону Майсгрейву – и все? Он так и сказал об этом Тиреллу, но тот только покачал головой.

Смерть Бурого Орла должна выглядеть естественной. Шотландцы должны убедиться, что они сами разделались со своим врагом. Так должна думать и Анна Невиль. Было и другое: он сознавал, что при всем желании не смог бы отравить Майсгрейва. Вряд ли тот доверчиво принял бы от него кубок. Солдаты же и напялившие кольчуги крестьяне уже привыкли к тому, что Джон Дайтон иной раз под вечер приносит к костру пиво. Пьет сам и угощает их. Они и сегодня ничего не заподозрят. Даже если он, как обычно, не сядет с ними у костра и не прильнет к круговой чаше.

Он пересек двор. У костра собралось довольно много людей, были и женщины. Дайтон забеспокоился, хватит ли пива на всех, но времени на раздумья не оставалось. Он протянул кувшин сидевшему ближе всех Толстому Эрику, но тот вдруг отказался. Это ничего не значило, но Джон подумал, что Эрик, несмотря на свою комплекцию, умелый воин и будет лучше, если его не окажется в живых, когда все начнется.

– На, пей, – вновь протянул кувшин Джон. – Это твоя жена налила его мне. Она просила передать, что молится за тебя.

Эрик улыбнулся, взял у Дайтона кувшин и лукаво подмигнул.

– Она у меня девка что надо!

Он хлебнул добрый глоток и передал кувшин сидевшему рядом крупному, мощного телосложения крестьянину. Тот отпил и протянул пиво сыну – пареньку лет пятнадцати, не старше. Мальчик выказал себя замечательным стрелком, и барон Майсгрейв сказал как-то, что, когда осада закончится, он непременно возьмет его в свой отряд. В долине это считалось почетным. Наблюдая, как мальчик с удовольствием пьет, Дайтон подумал, что ему не придется носить куртку буйволовой кожи с эмблемой Бурого Орла. Следом пригубила женщина, и кувшин пошел дальше по кругу.

В это время позади зазвенела сталь кольчуги – приближался сам барон. Кто-то из сидящих у костра предложил ему пива, но тот отказался. Назначая людей в караулы на стене, он назвал и Толстого Эрика, приказав тому принять пост на стене близ казарменной башни. «Это славно, – подумал Дайтон. – Именно там, где мне потребуется оголить стену. Теперь главное, чтобы зелье не подействовало быстрее, чем следует, и Майсгрейв ничего не заподозрил».

Дайтону было велено дежурить у первых ворот. У Джона все смерзлось внутри. Знать бы заранее, что его назначат туда, и тогда это только облегчило бы дело, но сейчас, когда шотландцы будут ожидать его под скалой…

– Сэр Филип, вы говорили, что поставите меня у казарменной башни. Так позвольте уж отстоять либо там, либо возле башни с бомбардой. Там и хвоей попахивает, и ветерок из долины не дает уснуть. Я же не сплю уже вторые сутки, меня в затишье у ворот может сморить враз.

Он попытался выдавить из себя улыбку. Майсгрейв лишь пожал плечами, но возражать не стал. Слава Богу, что барон весьма сговорчивый господин.

Когда Дайтон поднялся на стену, его обдало стылым ветром. Да уж, тут не уснешь. Хотя от напряжения, которое он сейчас испытывал, ему бы и на пуховой перине не уснуть. Он слышал, как Майсгрейв обходит стены, меняя часовых, видел, как движется по краю стены факел в его руке. Но силуэт барона едва проступал во мраке. Ночь после дождя выдалась беззвездной, и лишь слабые отсветы костров во втором дворе, где и ночью кипела смола, очерчивали мощные зубцы стен и мостовую башню, отделявшую дворы друг от друга. В караульной над воротами внутренней башни горел свет, горел и еще один факел в башенном переходе.

В дни осады Майсгрейв велел не поднимать соединяющий оба двора мост, чтобы в случае прорыва шотландцев со стороны перешейка защитники первого двора успели перебраться во второй.

Дайтон перестал глядеть в эту сторону и, вскинув алебарду на плечо, начал неторопливо прохаживаться от башни к башне. Когда он оказывался под кроной сосны, он слышал мягкое шуршание хвои под порывами ночного ветра. Под стеной царапали камень ветви другой, изогнутой сосны. Именно здесь ждут его шотландцы. Но пока еще рано.

– Гей-о! – раздался из-за башни оклик Толстого Эрика.

Дайтон отозвался. «Этот еще не спит», – отметил он про себя. Подойдя к парапету и заглянув во двор, он увидел, что глотнувшие колдовского пива люди тоже бодрствуют. Его вдруг обуял страх, что зелье не подействует. Хотя нет – парнишка-стрелок уже как будто спал, уткнувшись головой в колени отца. Да и толстуха рядом с ним явно поклевывала носом. Дайтон видел, как клонится ее высокий чепец. Воин, который хоть и отведал последним, но которому достался осадок зелья со дна, уже не двигался, опершись о древко зажатого между колен копья.

Над головой зашелестела сосна, и Дайтон вздрогнул. Он был весь словно взведенная пружина арбалета.

– Гей-о! – крикнул он, чтобы подбодрить себя, и на соседней стене отозвался лучник. Толстый Эрик не ответил, но Дайтон не мог разглядеть в темноте, что с ним произошло.

С высоты он видел, как барон Майсгрейв показался в арке мостовой башни, и при отблесках факела разглядел рядом с ним рослую фигуру Гарольда. Сегодня, когда они закусывали после того, как удалось потушить загоревшуюся кровлю кузницы, Гарольд мельком сказал, что этой ночью будет дежурить в башне у второго подъемного моста. Нести службу в караульной у вторых ворот считалось в дни осады завидным делом. Во всяком случае, это было самое спокойное и безопасное место, внутри двойного кольца стен, и тот, кто там дежурил, в сущности, имел редкую возможность выспаться. Гарольд был доволен, как дитя, а Дайтон лишь кивнул ему, подумав, что сегодня тому, кто дежурит в башне у внутреннего моста, до утра не дожить. Если, конечно, все пойдет по плану. Силы небесные! На них только и оставалось полагаться.