— Ты могла бы остановить это.

— Не было никакого способа узнать, что бомба будет…

— Гэвин сказал мне правду. Ты знали за несколько часов до этого, что русские собираются нанести ответный удар, но даже не подумала предупредить меня. Ты просто позволила самолету взлететь с Дэнни на борту.

— Угроза в сообщении была неконкретной.

— Она была достаточно ясной, чтобы принять меры.

— Я не могла быть уверена.

— Нет. Тебе просто было все равно! — Мой голос отзывается во мне эхом, повторяющимся криком боли, криком, который я сдерживала все эти годы. Последние отголоски затихают вдали, и какое-то мгновение мы молча смотрим друг на друга.

Тишину церкви нарушает грохот. Это рычание приближающегося двигателя.

Диана в тревоге вздергивает подбородок. — Они следили за нами. Черт, они следили за тобой. — Она гасит лампу и хватает свой рюкзак. Единственный свет проникает через разбитые окна, слабое свечение из деревни в миле отсюда.

— Дай мне пистолет, — шепчу я, когда мы приседаем в темноте.

— Заткнись.

— Если они здесь, чтобы убить нас, тебе понадобится моя помощь, чтобы сдержать их. Дай мне пистолет.

Ей требуется всего несколько секунд, чтобы взвесить все варианты и понять, что я права. Я действительно нужна ей. Я слышу, как она роется в своем рюкзаке, и затем вкладывает мне в руку пистолет. Девятимиллиметровый. Это не мой верный "Вальтер", но сойдет.

Кто-то гремит входной дверью, но она заперта. Может быть, это просто церковный сторож? Боже, пусть это будет просто какой-нибудь безобидный старичок, пришедший посмотреть, кто поселился в его здании. Затем я слышу щелчок глушителя и треск дерева. Три удара ногой, и дверь распахивается. Я замечаю смутные силуэты двух мужчин, заходящих внутрь. Нет, их трое.

Диана не колеблется. В быстром темпе она делает четыре выстрела. Я слышу стон боли, затем раздается ответный огонь. Пуля просвистывает мимо моего лица и разбивает вдребезги бутылку вина на столе.

Диана делает еще два выстрела и отступает, уходя глубже в тень. Разумеется, оставив меня один на один с налетчиками. Вот как она действует. Она знает расположение этой церкви, знает все возможные укрытия, и все, что я могу сделать, это последовать ее примеру и надеяться, что она направляется к защищенной позиции. Мои высокие каблуки стучат слишком громко, поэтому я сбрасываю их. Я едва различаю ее удаляющуюся тень во мраке.

Пули рикошетят от стены. Осколки камня жалят мне щеку. Мужчины приближаются; я слышу глухой стук, как будто кто-то натыкается на скамью, и я вслепую делаю три выстрела на звук, прежде чем броситься за Дианой.

Она выбрала единственный путь отступления: вверх по винтовой лестнице, которая, должно быть, ведет на колокольню. Я начинаю подниматься по ступенькам и чувствую, как в подошву моей ноги впивается торчащий гвоздь. Морщась от боли, я ковыляю вверх по ступенькам. Винтовая лестница слишком узкая и извилистая для точного выстрела в любом направлении; моя единственная надежда — добраться до вершины, где мы сможем сдержать нападающих и перестрелять их, когда они выйдут с лестницы. Я карабкаюсь по последним ступенькам на колокольню. Диана здесь, присела на корточки чуть в стороне. Зарево, исходящее от деревни, достаточно яркое, чтобы осветить ее напряженное лицо и блеск пистолета в ее руках.

Я не говорю ни слова, просто опускаюсь рядом с ней. Мы вместе ждем встречи с нападчиками. Теперь у меня нет выбора; я вынуждена сражаться спина к спине с этой женщиной, которую презираю.

Сквозь стук своего сердца я слышу шаги на лестнице. В поле зрения появляется тень.

Мы с Дианой открываем огонь, наши пули вонзаются в камень. Это наше последнее укрытие, но у нас преимущество. Здесь мы сможем сдерживать их.

И тут у меня заканчиваются патроны.

Мимо меня просвистывает пуля. Я ныряю вбок, и мое плечо ударяется о древние половицы. Я откатываюсь назад, приседаю и лихорадочно осматриваю башню в поисках альтернативного пути отступления, но единственный другой способ выбраться с колокольни — это нырнуть за ограждение и совершить фатальный прыжок на парковку.

Вот как это заканчивается: босиком и загнанной в угол, с женщиной, которая разрушила мою жизнь, женщиной, чьи решения полтора десятилетия назад наставили нас обоих на путь к этому последнему моменту.

Я бросаю пустой пистолет. Я не верю в загробную жизнь, и не верю, что героическая смерть зарабатывает тебе место в Валгалле. Я знаю только, что бессмысленная борьба продлит агонию, и я выбираю принятие, а не панику. Но Диана не готова умереть. Она двигается рядом со мной, и в ее голосе слышатся нотки паники.

— Что за хрень? Твой пистолет…

— У меня закончились патроны. Все кончено, Диана.

— Нет. Нет, это не так.

Она наносит удар со скоростью кобры, обхватывая рукой мое горло. Я теряю равновесие, когда она прижимает меня спиной к своей груди. Я — ее щит, жертвенная масса из плоти и костей против пуль. До самого конца Диана — остается Дианой, хотя сейчас это не имеет никакого значения, потому что у нее тоже скоро кончатся патроны.

Появляется силуэт мужчины, затем второй. Диана отступает, увлекая меня за собой, пока не упирается в перила колокольни, и мы больше не можем отступать.

— Сделка! — кричит она. — Voglio fare un patto! (ит. Я хочу заключить сделку)

Мужчины ничего не говорят, но оружия не опускают.

— Здесь деньги, — говорит она. — Я могу дать вам двадцать миллионов долларов! Все это ваше, но вы должны меня отпустить!

У нее есть двадцать миллионов долларов?

Даже сейчас, когда я стою на краю смерти, от этого откровения у меня кружится голова. Я жонглирую кусочками головоломки, чувствую, как они начинают вставать на свои места. Я думаю о миллионах долларов, снятых с оффшорных счетов Хардвика кем-то, кто должен был знать его пароли. Я думаю о провалах памяти Хардвика, о его трудностях в запоминании цифры, имен и дат. В одно мгновение все складывается воедино. Где он хранил свои пароли? Они должны быть легкодоступны для него, в записной книжке или телефоне.

Или на флэш-накопителе. Вроде того, что я дала Диане скопировать на Мальте.

Еще один кусочек головоломки встает на место.

У Дианы были пароли, но она не могла ими воспользоваться, пока Хардвик был жив. Он бы заметил, если бы деньги исчезли с его счетов, так что ей нужно было убрать его с дороги. Ей нужна была его смерть, и самый простой способ добиться этого — позволить русским отомстить. Поэтому она позволила его самолету взлететь, позволила ему лететь