Интересно, как все же пересеклись их жизни… Сперва, мучаясь от угрызений совести, она попыталась сделать вид, что чрезвычайно поглощена ближайшей витриной, но потом решила, что Спаркс все равно увидит ее и все равно ее узнает, хоть она и не в форме, и прочитает все по ее беспокойным глазам… Она замедлила шаг, стараясь сделать так, чтобы он и не догадался, куда она идет, и не прошел мимо. Боги, что же это я крадусь, как преступница!..

– Здравствуй, Покоритель Зари! – Она поздоровалась с ним первой; заметила по его реакции, что он ее узнал, но вряд ли подошел бы сам или стал бы оглядываться.

Да и выражение лица у него было совсем не тем, какого она ожидала; она вряд ли вообще заслужила такую улыбку – его безупречно красивое юное лицо словно превратилось в зеркало, желавшее сообщить ей, как ужасно она постарела, когда каждый день для нее стал подобен году. Из его глаз на нее словно смотрела сама Снежная королева: слишком знающие, слишком циничные для столь юного лица это были глаза. Потом его взгляд переметнулся на выставленные в витрине травника фигурки богов и разнообразные зелья, скользнул по амулету, висевшему у нее на шее… Спаркс неприязненно передернулся; от него прямо-таки веяло злорадством.

– Поберегите свои денежки, комиссар ПалаТион, Здесь вашим богам до вас не достать. Даже все боги Гегемонии вместе не сумели бы положить конец тому, что с вами происходит. Хотя, по-моему, это им в общем-то безразлично. – Сказал так, будто желчь выплюнул.

Джеруша отшатнулась: его слова набросились на нее, словно гадюки, полные яда, усугубленного ее собственными ядовитыми страхами. Неужели он тоже хочет меня уничтожить? Даже он? Но почему?

– Почему, Спаркс? Почему ты-то? – прошептала она.

Ненависть в его глазах вспыхнула с новой силой.

– Я любил ее; а теперь ее больше нет. – Он потупился, словно испугавшись пытливых глаз Джеруши, и ушел, не оборачиваясь.

Джеруша еще долго стояла посреди улицы, прежде чем до нее дошло, что он, собственно, назвал истинную причину ее несчастий. И, поднимаясь в лавку травника, она была необычайно задумчива.

Остановившись в узком проходе между пыльными палками, она поискала взглядом то, зачем пришла, совершенно не воспринимая на этот раз горьковатых и одновременно сладостных ароматов, будивших в ней ностальгические воспоминания о Ньюхевене. Хозяин лавки упорно не желал подчиняться новомодным традициям Карбункула, и здесь всегда все оставалось по-прежнему, однако сейчас Джеруша не обращала внимания ни на связки «драконьих когтей», ни на пучки и гирлянды различных сухих цветов и трав, ни на дикое смешение запахов, ласково атакующих ее обоняние; была глуха к…

– Вы мне что-то сказали? – Она неохотно вернулась к реальной действительности, осознав, что рядом с ней кто-то стоит.

– Да. По-моему, порошок луж стоит не на месте. Вы не видели, куда они… – Перед Джерушей стояла темноволосая светлокожая женщина средних лет, скорее всего местная. Слепая… Джеруша поняла это по светочувствительному обручу, который та носила на лбу.

Окидывая взглядом полки, она заметила, что хозяин аптеки оживленно сплетничает с каким-то уроженцем Ньюхевена; потом снова обернулась к слепой.

– По-моему, его надо искать на тех полках, у дальней стены. – Она чуть отступила, давая слепой женщине пройти.

Но та упрямо продолжала стоять в проходе, чуть наклонив голову и словно прислушиваясь.

– Инспектор… ПалаТион, не правда ли?

– Комиссар ПалаТион. – Джеруша ответила со столь же явным удовлетворением, с каким слепая вспомнила ее имя.

– Да, конечно. Извините. Я не хотела…

Как же, не хотела! Лaднo, бог с тобой. Джеруша отвернулась.

– В последний раз, когда я слышала ваш голос, вы были еще инспектором. Я никогда не забываю ничьих голосов; но порой забываю о том, как следует себя вести. – Женщина улыбнулась с добродушно-извиняющимся видом; она прямо-таки излучала доброжелательность, и Джеруша вдруг почувствовала, что перестает привычно хмуриться. – Ведь прошло уже почти пять лет… Моя лавка здесь рядом… Я однажды приходила к вам в полицию вместе со Спарксом…

– А, вы делаете маски! – Наконец-то Джеруша вспомнила, кто она такая. – Да-да, вспоминаю. – Я все отлично помню. То, что я спасла этого юного ублюдка, было второй величайшей ошибкой в моей жизни.

– Я видела, как вы разговаривали с ним у дверей. – (Видела? Джеруша вздрогнула и попыталась скрыть замешательство.) – Он по-прежнему иногда заходит ко мне; когда ему становится особенно тоскливо. По-моему, ему там и поговорить-то не с кем. Я рада, что он побеседовал с вами.

Джеруша промолчала.

– Скажите мне, комиссар, а вы тоже заметили в нем эти неприятные перемены? – Она словно мостик перекинула через пропасть молчания Джеруши, как бы не замечая его.

Джеруше не хотелось прямо отвечать на ее вопрос. Она коснулась своей впалой щеки ледяными пальцами.

– Насколько я могла заметить, он вовсе не изменился. Он не выглядит ни на один день старше. – И, может быть, так оно и есть, черт бы его побрал!

– Но ведь он же… – Слепая явно что-то пыталась дать ей понять. – Он постарел на целых сто лет с тех пор, как оказался в Карбункуле!

– А мы разве не постарели? – Джеруша протянула руку и взяла маленький пластиковый пузырек вириольного масла, потом поколебалась и взяла второй. Она вдруг вспомнила о матери.

– Снотворные капли, да?

Джеруша жестом собственницы сжала пузырек в кулаке, почему-то рассердившись.

– Да.

– Я по запаху догадалась, – кивнула слепая. И поморщилась. – Я ими пользовалась когда-то; у меня была ужасная бессонница, пока мне не сделали этот обруч. Я все перепробовала. Без возможности видеть свет я утратила и всякую ориентацию во времени… а я не слишком хорошо приспособлена к биоритмам Тиамат. По-моему, никто из нас по-настоящему к ним приспособиться не может. В конце концов, все мы здесь чужие. А может, с этого и начинать надо…

Джеруша подняла на нее глаза.

– Вероятно. Я никогда об этом не думала… Возможно, в том-то и дело: я всюду чужая. – Она вдруг поняла, что сказала это вслух. Но только головой покачала, потому что жалеть о сказанном было уже поздно. – Чем больше мне хочется спать, тем меньше я сплю. Сон – мое единственное удовольствие. Мне кажется, я могла бы спать вечно. – Она повернулась и уже хотела проститься и подойти к хозяину аптеки, по-прежнему стоявшему в дверях…

– Таким способом вашу проблему не решить, комиссар ПалаТион. – Слепая мастерица преградила ей путь – вроде бы неумышленно.

Джеруша изумленно уставилась на нее, чувствуя, что ноги у нее вдруг стали как ватные.

– Что вы сказали?

– Это я о снотворном. Оно только усугубляет проблему. Отнимает у вас сны… Все мы должны видеть сны, хотя бы иногда, иначе приходится горько расплачиваться. – Ее рука тянулась к тем пузырькам, которые взяла, Джеруша, словно пытаясь отнять их. – Найдите решение получше, комиссар. Оно непременно должно существовать. Это все пройдет. Все проходит – со временем.