— Может быть, там держали крупных зверей для каких-то опытов с животными, — несмело предположила Элен, но у меня не было впечатления, что таким образом она отвлеклась от своего предположения, от которого волосы встают дыбом. В конце концов, она была первой, которая договорилась до такого предположения, которое мне позже, как я ни сопротивлялся, после находки расчетов для крепостной решетки уже не казалось более невероятным, чем все остальные, например, что нас тут всех заперли для того, чтобы продолжить над нами те опыты, которыми в этих подвалах занимались уже длительное время после Второй мировой войны.

— Мы должны предъявить Карлу наши находки и припереть его к стенке, — решительно заявила Юдифь, резкими, быстрыми движениями складывая чертежи и убирая их в черную кожаную папку, в которой их обнаружила Элен. Было хорошо видно, как ей все это неприятно. Должно быть, она боялась углубляться в эту тему дальше, опасаясь не найди приемлемых аргументов, которые могли бы, по ее мнению, быть противопоставлены больной фантазии нашего врача. — Наверное, он будет настаивать на том, что он ничего об этом не знал, — со вздохом пожала она плечами, засовывая папку себе под мышку. — Но, может быть, он хотя бы поможет нам лучше сориентироваться в этих чертежах. Все-таки он лучше всех нас знает эту крепость.

Мария поспешно собрала классные журналы, в которые она была погружена последнее время, пока строительные чертежи не привлекли ее внимание. Элен схватила связку ключей и расчеты и направилась мимо Юдифи и Марин в коридор, чтобы осветить им дорогу при помощи карманного фонаря. На короткое мгновение я остановил свой взгляд на Марии — я вдруг вспомнил то состояние, в котором мы практически силой приволокли ее сюда из кухни, и испугался, что она снова накинется на Эда. Но безумная, граничащая с кровожадностью ненависть, которая светилась в ее глазах на кухне и еще долгое время на улице, уступила место чему-то другому: какому-то с трудом сдерживаемому лихорадочному возбуждению, которое казалось мне не менее безумным, но по крайней мене не таким опасным. Элен была права, когда высказала вслух то, что и мне не раз приходило до этого в голову: что познания Марии в области истории Третьего рейха сильно отличались от нормальных, они включали информацию, которую не всегда можно было вычитать в хорошей энциклопедии, и уж во всяком случае не имели ничего общего с курсом средней школы. Если бы мне кто-нибудь тайно нашептывал, что один из присутствующих в крепости занимается тайными поисками спрятанных нацистских сокровищ, я бы, несомненно, подумал бы на нашу серую мышку. И, тем не менее, это была не Мария, не она рыскала в подвалах бывшего интерната в поисках таинственных сокровищ, а Карл, и таким образом вопрос о причине ее интереса, которым, несомненно, задавался не я один, оставался открытым.

Некоторое время после ухода женщин я еще оставался наедине с собой в скромно обставленном кабинете Клауса Зэнгера и смотрел сквозь маленькое окошко на противоположной от входа стене комнаты на таинственную башню без окон без дверей, которая черной тенью поднималась в темное ночное небо. Несмотря на темноту, которую едва ли мог разбавить слабый, серебристый свет серповидного месяца, я все же различил десятки, а может быть, и сотни резко взмахивающих крыльями летучих мышей, которые, подобно осиному рою, кружили вокруг острой вершины башни. Было ясно, что я не могу слышать издаваемые ими звуки, так как меня разделяло с ними не только большое расстояние, но и стены здания, и оконные рамы крошечного окна. И, тем не менее, мне казалось, что я слышу безобразные, пронзительные крики, вырывавшиеся из горла этих черных монстров, которые с невероятной скоростью становятся все громче и сильнее, словно они пытались этими звуками, которые они издавали, кого-то или что-то заглушить.

Пронзительный панический крик человека, знающего, что он умрет, как крик Стефана, который он издал, когда они напали на него, а он потерял равновесие и упал с высоты нескольких метров.

Крик Мириам!

Это было невозможно, даже если бы иметь смелость предположить, что она существует и действительно находится в этой таинственной башне, и все-таки я явно различал человеческий крик, который пробивался сквозь каркающие пронзительные звуки, издаваемые летучими мышами, так же отчетливо, как и звериные голоса. А услышав ее, я на какое-то короткое мгновение увидел перед собой хрупкую, темноволосую девочку с огромными карими глазами — как какой-то фрагмент кошмара, который кажется реальностью, который разворачивался перед моими глазами наподобие этих модных теперь фильмов на плазменных панелях. Я увидел ее и себя, как я тащу ее и крепко сжимаю своей кистью ее хрупкое, нежное запястье, пережимая кровеносные сосуды, ведущие к ее пальчикам. Ступень за ступенью, все время по кругу, все выше и выше, не обращая внимания на страшное сознание, что мы бежим навстречу нашей гибели, ее гибели. Я видел Мириам и себя рядом с ней. Мы были детьми.

Одна черная летучая мышь размером с кулак отделилась от стоявших в тени книжных стеллажей, пролетела поперек плазменной панели моей разбушевавшейся фантазии и таким образом разрушила ее. Испустив отвратительный крик, крошечное животное прошмыгнуло на волосок от моего левого уха, сделало восьмерку по комнате и вернулось в нишу за стеллажами, откуда оно так внезапно возникло.

С трудом переводя дыхание, испуганно глотая воздух, я бросился прочь из кабинета, спотыкаясь, вслед за женщинами. Но я, задыхаясь, с колотящимся сердцем убегал вовсе не от летучей мыши. Это было бегство от моего собственного безумия.

— Если и есть какой-то позитивный аспект в том обстоятельстве, что мы здесь застряли, то он состоит в том, что мы, наконец, сможем разоблачить одну из грязных, скрываемых до сих пор тайн Третьего рейха.

Когда я следом за Юдифью, Элен и Марией вошел на кухню, Мария своей странной семенящей походкой бороздила небольшое помещение, указывая на фотографии, которые я обнаружил, на книги, которые она раздобыла где-то на втором этаже, и на чертежи, найденные Элен в среднем ящике стола красного дерева. По пути сюда я немного задержался, чтобы избежать неприятных вопросов о моем внезапно изменившемся настроении, но все же я был достаточно близко, чтобы понять, что сразу после того, как она ушла из учительского общежития, она начала нести какую-то полную околесицу. Я так был занят собой, что не спрашивал себя, какую, собственно, тайну она имеет в виду, и уж тем более, почему она вообще возомнила о сове, что сможет пролить свет на что-то, что волнует в лучшем случае историков или ученых. Может быть, дело в том, что она сама причисляет себя к категории последних?

— Если мы завтра утром еще будем живы, — сухо ответила Элен и положила связку ключей и расчеты на виду у Цербера на кухонный стол. — Впрочем, мне кажется даже подозрительным, что мы наткнулись на эти документы, — задумчиво добавила она. Я видел, как, говоря это, она по возможности незаметно наблюдала за Карлом боковым зрением. — Я имею в виду вот что: кабинет Зэнгера был явно преднамеренно прибран, и все остальные вещи из него были вынесены. Меня не покидает чувство, что кто-то хотел, чтобы мы нашли эти документы.

— Но, возможно, нам просто повезло, — оптимистично возразила Юдифь и положила на стол к остальным бумагам черную кожаную папку.