— Этот бриллиант даже с изъяном стоит шесть тысяч ливров, без него он будет строить по меньшей мере десять тысяч. Возьметесь ли вы оказать мне услугу в четыре тысячи ливров?

Сен-Жермен очень внимательно изучил алмаз и ответил.

— Пожалуй, я возьмусь воскресить камень. Я постараюсь вернуть его через месяц.

В назначенный срок граф Сен-Жермен принес бриллиант. Он развернул лоскут горного льна и показал чистейшей воды камень. Король с нетерпением принялся изучать его и не нашел существенной разницы в весе камня до и после обработки. Его величество послал бриллиант своему придворному ювелиру маркизу де Гонто без всякого предварительного уведомления. Ювелир заплатил за него девять тысяч шестьсот ливров. Король однако распорядился вернуть алмаз и сказал, что сохранит его как память об удивительной загадке. Его величество не мог сдержать восторг и добавил, что Сен-Жермен должен обладать миллионным состоянием, если он знает, как исправлять самоцветы, и владеет способом делать большие камни из маленьких. Граф, однако, словно не услышал этих слов — заметил только, что ему известен только способ секрет выращивания жемчужин и облагораживания их цвета…»

Наступила тишина. Я молча сложил все предъявленные мною бумаги и сел на прежнее место, за стол.

Джонатан Уиздом сосредоточенно рассматривал корешки на полках. Я ждал какого-нибудь глупого, отвлекающего вопроса, за которым обычно пытаются скрыть внутреннее напряжение и нежелание доводить дело до конца. Такой итог меня никак не устраивал, однако англичанин оказался крепким парнем и без всяких колебаний спросил.

— Что же вы хотите от меня, барон? Чтобы я выведал секрет изготовления бриллиантов чистейшей воды? Или отыскал секрет изготовления самосветящихся красок?

— Это было бы неплохо, но в моем возрасте от подобных чудес мало толку. Разве что оставить сыну, который нынче в колониях? Но, насколько мне известно, хватки ему не занимать, он вполне способен сам добиться успеха и обзавестись капиталом.

— Тогда что вам нужно?

— Воспоминания графа Сен-Жермена. Я желаю ознакомиться с его биографией, изложенной им самим.

— Но…

— Я заплачу вдвое больше, чем лорд Честер. При этом я совсем не настаиваю, чтобы вы нарушили взятые на себя обязательства. Безусловно вы должны представить ему эту рукопись. И вы её представите! Мне нужна копия, но доподлинная! В точности соответствующая оригиналу!.. Как вы сами понимаете, у меня есть возможность проверить её соответствие действительной биографии графа Сен-Жермена. — Я похлопал ладонью по увесистым папкам. Дополнительное условие: если в этих записках можно будет отыскать рецепты его знаменитого эликсира, исправления драгоценных камней, секрет удивительных красок и способы выделки и окрашивания кож, в каждом предприятии, возникшем на основе этих открытий, вы будете иметь законную долю. Кроме того, граф не должен знать о нашем разговоре. Задумайтесь, мой юный друг, почему человек, проживший замечательно долгую жизнь, свидетель века, участник многих его замыслов, войн, идейных течений, борец с иезуитами, путешественник, тайный дипломат, приложивший много усилий для окончания Семилетней, самой бесцельной, самой кровавой и позорной, войны, в конце концов приведшей к бунту во Франции и во всей Европе, — взялся за мемуары? Надеюсь, теперь мы с вами едины в мнении, что имеем дело с личностью необыкновенной, наделенной почти сверхъестественными способностями — и вдруг воспоминания! Возможно, он чувствует приближение смерти? Меня интригует его загадка. Что это — естественное старение организма или нашего героя вконец сгрызла тоска? Вопрос философский. И практический! Доставив рукопись лорду Честеру, вы будете достойно вознаграждены, я не сомневаюсь в этом. Но сама-то рукопись будет укрыта от людских глаз — это тоже ясно, как день. Несколько посвященных, полагая, что только им дано разобраться в мистических построениях чудо-человека, начнут толковать изложенные в воспоминаниях мысли вкривь и вкось. Как кому заблагорассудится!.. Я не уверен, что эта возня в потемках пойдет на пользу и к славе графа Сен-Жермена. Если этой рукописью будут обладать и независимые силы — то есть, я и вы, — в этом мне видится надежная гарантия соблюдения необходимой исторической точности. Пусть его мемуары станут достоянием и французских лож.

Уиздом поморщился, я догадался, что совершил ошибку, упомянув о своих соотечественниках, по мнению гордых британцев, только играющих в масонство, в то время, когда эти надменные островитяне, подлинные основатели и попечители содружества вольных каменщиков, только тем и живут, что свято блюдут заветы их последнего доподлинного строителя и первого Великого гроссмейстера общества, архитектора Рена.[148]Ну и пусть! Я не ждал от Уиздома немедленного ответа. Куда важнее заставить его задуматься, взвесить, сделать выбор. Мне не было нужды в его формальном согласии, выраженным в письменной или устной форме. О его решении я узнаю послезавтра во время назначенного обеда с графом Сен-Жерменом. У меня хватит прозорливости, чтобы определить, сообщил ли Уиздом своему хозяину о моем предложении или нет. Сам дружеский обед при таких обстоятельствах превращался в исключительно захватывающее приключение

— На прощание я позволю себе прочесть сонет, приписываемый Сен-Жермену. У меня есть свидетельство, что это произведение в самом деле принадлежит перу нашего героя.

Пытливым оком вникнув в суть природы,

Узреть старался я исток всего.

Как руды копятся в тисках пустой породы,

Как обретает грань алмазное ядро.

Как вечная душа, созданье мысли высшей,

Во чреве матери приют находит свой.

Крепчает как вино, как эхо оклик слышит,

И налегает ветер чем на парус удалой

Все из небытия? Натуры сотворенье?..

Иль Бога жест, его изготовленье?

Искал ответ, не находил его.

Лишь взвесив мысль, душой проникнув в тайну,

Предвечный приоткрыл секреты мирозданья.

Где замысел душа и плоть всего!1

— Олений парк, Олений парк!.. — досадливо поморщился майор Фрезер. Это не более, чем очередная легенда века. Как, впрочем, и обвинения честнейшего Сальери в отравлении Моцарта!

Барон Ф. невольно отпрянул. В руке его дрогнул бокал, вино плеснуло через край. Он поспешно поставил бокал на стол.

— Послушайте, майор, — обратился барон к собеседнику, — вам известна тайна смерти Моцарта? Помню его концерты, которые он пятилетнем ребенком давал в Версале.