Но Аннабел уже не слушала. Как была, в грязном переднике, с лицом и руками, испачканными свежей землей, она ворвалась в дом и обнаружила на полу свернувшегося калачиком, стонущего Макса.

– Макс! Дорогой! Что ты сделал? Что-то принял? Макс!

Она стала трясти его. Макс что-то неразборчиво бормотал. Аннабел лихорадочно обыскивала его карманы в поисках таблеток.

– Пожалуйста, милый! Скажи, что ты принял!

Но ответа на ее вопросы не было. Макс держался за живот и стонал. Подскочив к телефону, она набрала 911.

– Хорошая новость, миссис Уэбстер, заключается в том, что физически он совершенно здоров.

Аннабел старалась сосредоточиться на словах психиатра. Она сидела на первом этаже в офисе частного санатория. Комната была уютной, со стенами спокойно-голубого цвета и окнами, выходившими в сад. Психиатр, доктор Гранвилл, почти ровесник Аннабел, симпатичный блондин, казался человеком добрым. Персонал «Дженерал хоспитал» был слишком занят, чтобы ободрить ее. Они занимались только Максом, что было вполне понятно. К тому времени как Аннабел доставила его в приемный покой, он бился в судорогах, а изо рта шла пена, как у бешеной собаки. Пришлось ввести ему успокоительное, прежде чем доктора смогли его осмотреть. Все это было настоящим кошмаром.

– Никакой передозировки. Никакой попытки самоубийства. Это тоже неплохо.

Верно. Неплохо. Можно сказать, волшебно!

– Но что же с ним в таком случае? – выдохнула Аннабел, в отчаянии заламывая руки.

– Если представить, что его тело – электрическая цепь, а мозг – центр цепи, считайте, что произошло короткое замыкание. Перегрев. И все предохранители разом сгорели.

– Нервный срыв?

Доктор Гранвилл поморщился:

– Мне не нравится этот термин. Я скорее назвал бы это расстроенными нервами. Ваш муж находится в глубокой депрессии. Вполне возможно, что это запущенная шизофрения, которую никогда не лечили. Похоже, он борется с постоянно подавляемыми воспоминаниями…

– Чем вы можете ему помочь? – перебила Аннабел.

Шизофрения… депрессия… все это бесполезные ярлыки. Она хотела знать, когда Максу станет лучше.

Доктор Гранвилл сочувственно покачал головой:

– Понимаю, это очень трудно. Вам нужны ответы, а я не могу их дать. Со временем мы начнем лечение соответствующими препаратами. Понадобятся также консультации психотерапевта. Думаю, это эффективно подавит симптомы.

– Но не излечит окончательно?!

Доктор Гранвилл взглянул на красивую, усталую женщину и от всего сердца пожалел, что не владеет волшебной палочкой, которая так ей нужна сейчас.

– От себя не убежишь, миссис Уэбстер.

Прошло две недели, но состояние Макса оставалось прежним.

Аннабел умоляла Ив приехать, навестить сына.

– Он постоянно зовет вас. Ради Бога, Ив, он ваш сын! Что бы он ни сделал, что бы ни случилось с «Крюгер-Брент», неужели вы не можете его простить?

Но рассудок старухи окончательно помутился. Совсем как у сына. Макс превращался то в Кита Уэбстера, то в Джорджа Меллиса, первого мужа Александры. Макс изнасиловал ее, изуродовал, украл «Крюгер-Брент».

– Не смей называть его имени! – визжала Ив в телефонную трубку. – Он мертв, мертв и похоронен – и, надеюсь, горит в аду.

Макс сбросил пижаму, ощущая необычайный покой. Наконец-то он увидит мать. И все будет хорошо.

Проделав отошедшей пружиной матраца дырки в рукавах и штанинах, он стал рвать ткань на полосы. Ему не стоило спать с Лекси. Именно тогда яд проник в его кровь. Он был неверен матери. Поэтому у него отобрали «Крюгер-Брент». Он нечист. До него нельзя дотрагиваться.

Медленно, методично он стал связывать полосы «узлом верного любовника», который когда-то показал ему отец во время путешествия в Южную Африку.

– Иди сюда, Макс. Я научу тебя…

Нужно не забыть показать узел Эдварду и Джорджу. Следующим летом они пойдут в поход. Это будет чудесно. Теперь, когда он не работает, больше времени сможет уделять семье.

Его дорогие мальчики!

Макс встал на кровать и, не обращая внимания на свою наготу, приподнялся на цыпочки и перебросил самодельную веревку через потолочную балку. Как приятно ощущать петлю на шее! Она ласкает кожу, как пальцы возлюбленной!

Он закрыл глаза и стал вспоминать. Его восьмой день рождения. Пистолет.

– Что это?

– Открой – и увидишь.

Голос Ив. Низкий и чувственный.

– Ты слишком взрослый для игрушек. Кит этого не понимает…

Макс втянул ноздрями аромат духов. «Шанель».

– Тебе нравится?

Его лицо прижато к ее грудям. Он вдыхает ее запах. Обожаемый запах.

– Я люблю его, мамочка. Я люблю тебя.

И Макс с ангельской улыбкой бросился в материнские объятия.

Лекси сидела в приемной доктора, нетерпеливо глядя в свой смартфон. Сколько еще ее заставят ждать? Неужели не понимают, как она занята?!

На дворе стоял конец октября. Прошло десять дней после шокирующего самоубийства Макса Уэбстера, и в Нью-Йорк пришла ранняя зима. Обычно первый снег поднимал настроение Лекси. Она любила морозный воздух, запах жареных каштанов на лотках у здания фирмы, слепящее солнце на выцветшем голубом небе. В такие дни в ней поднималось какое-то ребяческое волнение: обещание Рождества, Санта-Клаус, подарки в блестящих обертках и лентах, аромат древесного дыма и корицы. В этом году, похоже, холод пробрал ее до костей. Она чувствовала себя измотанной. Вялой. Смерть Макса не потрясла ее и не обрадовала. Замерзло не только ее тело, но и душа. Она продрогла от сердца до кончиков пальцев, затянутых в перчатки от Гуччи.

– Мисс Темплтон?

Секретарша доктора, тучная чернокожая женщина, с головы до ног одетая в оранжевое, тронула Лекси за плечо. Та уставилась на ее дешевые пластиковые серьги цвета тыквы.

– Вас вызывают, мэм. Доктор Нил хочет поговорить с вами.

Доктор Перегрин Нил знал Лекси Темплтон еще девочкой. Заядлый теннисист, он в шестьдесят с хвостиком гордился своей стройной фигурой. Копна седых волос, низкий голос и мужественное лицо привлекали пациенток среднего возраста: категория, к которой формально принадлежала и Лекси, хотя при виде ее нежной кожи и светлых волос без единой серебряной ниточки было трудно поверить, что ей уже сорок.

– Заходите, Лекси. Садитесь.

– Если не возражаете, Перри, я не стану садиться. Я, видите ли, спешу. Будьте так добры, передайте мне результаты анализов и рецепты, и я от вас отстану.

Но Перегрин показал на стоявшее в углу кресло от Ральфа Лорена.