42. Когда об этом снова было донесено царю Диоклетиану, он повелевает схватить и представить его на судилище и, гневно воззрев на него, говорит: «Как кажется, пока мы были заняты государственными заботами, ты, по причине такового промедления подумавши, что мы побеждены и не умеем изъять с земли память о тебе, поэтому безбоязненно обходишь (людей), насмехаясь и издеваясь над нашею (верою) и убеждая простецов отказаться от бессмертных богов и обратиться к Распятому. Однако, я раз навсегда пресеку твою дерзость». И приказывает, распростерши его на земле, нещадно бить палками, жечь главу его, обсыпавши множеством угольев, и после, многих часов снова повесить на древе и жестоко строгать. Когда уже внутренности его всем видимы сквозь сложение костей, он приказывает ещё обжигать сии обнажённые кости огненными светильниками. Когда же мученик долгое время был сожигаем, — увы невыносимой и тяжкой боли! — и даже не издавал ни одного стона, а только молился в души Владыке, гнуснейший царь, предположив, что он уже умер среди таких мучений, повелевает снять честное тело с древа, бросить в кошницу и, отнеся на гору, именем Иликс, выбросить в тайном месте, дабы, говорит, оно не было похищено Галилеянами.

43. Когда сие было исполнено и воины возвращались с горы, тотчас происходит сгущение и столкновение облаков; обильный дождь, внезапно пролившись, стёр подобно чешуйкам язвы святого и сожжение костей, и пришёл к нему некий глас с небес, говорящий: «Мужайся, Георгий, ибо Я с тобою». Итак, он, тотчас восставши как бы от сна здравым и целым, от сердца воздал Создавшему должное благодарение и, бегом прибежавши в город и смело приблизившись к царскому дворцу, узнается тремя воинами, отнёсшими его на гору. Они, объятые ужасом и вскричавшие «Велик Бог Георгиев», многих привлекли с собою к спасительной вере, Диоклетиана же побудили к такой жестокости, что он тотчас осудил их на смерть. И они, умерщвлённые в девятый день Марта, возложили на себя венцы мучеников.

44. Поборник же истины, схваченный, был поведён к тирану, стремясь к горчайшим даже мучениям; ибо надежды на блаженные дары обычно облегчают настоящие истязания. Между тем Магнентий говорит царю: «Род христиан живуч и ревностен. Но если ты хочешь, чтобы он, послушавшись твоих слов, пришёл к богам, лучше отнесись к нему кротко и человеколюбиво и, быть может, привлечёшь к себе мужа». Святой же мученик, ведомый к царскому судилищу, молился, говоря: «Боже, в помощь мою вонми. Господи, на помощь мне поспеши». И исполнив псалом сей, предстал царю; сей, коварно отложив львиную кожу, облёкся в лисью, говоря: «Клянусь владыкою Илием и всеми богами, если ты послушаешься меня и, пришедши, пожрёшь богам, я весьма прославлю тебя пред лицом всей земли и сделаю тебя соучастником моего царства; ибо весьма возжелала тебя душа моя, Георгий, и я пекусь о тебе, искренно желая, чтобы ты жил с нами, а не погиб столь бесчестно и страшно».

45. Святой Георгий сказал: «Если бы я был склонен уступить сим твоим суетным обещаниям, то не предавал бы себя так тебе на тысячи смертей; ныне же, после столь великих мук и наказаний, которые я претерпел при всём твоём синклите, не пытайся столь безумно отклонить меня от благочестивой веры; ибо сие крайне легкомысленно и глупо: ведь если бы я и желал подчиниться твоим льстивым словам, тиран, то на ком искал бы стол великой и стол тяжкой обиды?» Царь говорит: «Поелику я выказываю к тебе отеческое сострадание, как видишь, то прости мне, как отцу своему, сию обиду, и я клянусь тебе бессмертными богами, что с лихвою воздам тебе величайшими почестями, богатством и славою; только пожри, молю тебя, Георгий!» И святой говорит: «Поелику, о царь, я вижу столь великое расположение твоё к себе, то и я почту тебя, в чём ты желаешь; ибо было бы крайним безрассудством отклонить такую дружбу. Итак, пойдём поскорее к богам!»

46. Царь, чрезвычайно обрадовавшись, вскочив с престола и благосклонно обняв мученика, громким голосом сказал: «Да радуются боги, да веселятся люди! Приими, Аполлон, неразумно прогневавшего тебя Георгия, ныне же искренно кающегося и к тебе возвращающегося». И с этими словами повелел собраться в святилище всему синклиту и воинству, а глашатаям кричать по всему городу, что посвящённый в Галилейские таинства Георгий приходит к великому богу Аполлону для принесения жертвы. Итак, можно было видеть, что толпы верных были поражены неутешною скорбью и унынием, а толпы безбожных Еллинов преисполнялись чрезмерной радости: посему лукавые, величаясь и подобно безумным бросая прах в воздух и от великого удовольствия порываясь скакать, кричали: «Аполлон победил! Император Диоклетиан, во веки царствуй! государство Римское, во всё время радуйся! Велики боги царя!»

47. Итак, когда они вошли в храм и воцарилось глубокое молчание, дивный мученик Христов Георгий, став и строго взглянув на истукана Аполлона, сказал: «Ты бог? и тебя должны чтить люди?» Тотчас пребывавший в истукане нечистый дух, палимый божественным огнём, вскричал: «Я не бог, не бог, так же как и никто из сущих со мною. Единый есть Бог истинный и вечный и Сын Его Христос, чрез которого Он всё сотворил. Мы же, бывшие прежде ангелами его, сделались отступниками и называемся бесами, и заблуждаются в нас люди». Мученик говорит: «Если вы — не боги, то почему присваиваете не подобающую вам честь и вводите людей в заблуждение боготворить вас? как и ныне дерзаете пребывать здесь, когда здесь стою я, раб Божий, на которого призван и есть Христос, Бог всяческих?» И вместе со словом святого произошло великое смятение и крики бесов, жалостно вопиющих и подобно дыму выходящих из храма. Затем, когда мученик изобразил знамение креста, все кумиры пали и сокрушились; и можно было видеть дивное зрелище, победу одного голоса и движения рук.

48. Когда царь устрашился и пробыл безгласным немалое время, нечестивые жрецы идолов, исполнившись рвения и схвативши святого подобно диким волкам, кричали: «Уничтожь сего, царь, уничтожь волхва, не давая ему никакой пощады; ибо он, всех обманувши своими волшебствами, наконец сокрушил и богов». Царь, распалившись гневом от действия бесов и крика тех гнусных, сказал мученику: «Скверная голова и исполненная всякого злодейства, разве ты не согласился со мною пожрать великому богу Аполлону?» Святой Георгий сказал: «Безумный воистину и нечестивейший, имеющий таковых богов, одним словом ниспровергаемых на землю и сокрушаемых, ты не стыдишься ещё называть их богами? Пойми, бесчувственный, воистину, что я, принёсши мою жертву небесному Богу, пожрал как надлежало твои гнусные скверны. Ты же, если не хочешь признать истинное и явное, то почему не повинуешься хотя бы богу твоему, сказавшему, что предметы вашего поклонения суть бесы отступники, обманывающие вас жалких, и не переходишь к богочестию? Ты не видел, как они подобно дыму вышли из храма, а истуканы их пали и сокрушились? Что это за увечье ваше? Что за исступление ума и безрассудство, что вы не возмогли принять столь ясное знание и понять, что Бог и что — бездушные истуканы, составленные из камней и дерева, из меди и золота? Знай же, что, если бы я не пёкся о собравшемся здесь народе, то одним словом ниспроверг бы от основания и скверный храм сей, который ты видишь, и тебе пришлось бы оплакивать не только гибель богов твоих, но и исчезновение храма их, а лучше сказать, ты и сам был бы погребён под ним и погиб бы. Итак, обратись вспять от рабов Божиих, дракон пучинный и поборник дьявола! Постыдись, почитатель издевающихся над тобою или, лучше сказать, раз навсегда овладевших тобою бесов, на деле познавши гибель твоих душегубительных идолов. Если же у тебя остались и другие истуканы, покажи мне, сколько их, каковы и где находятся, и да не будет тебе никакой заботы о них».