Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…разлучая.
Чёрные блестящие прутья подпирают небо, щекочут его острыми наконечниками. Брусчатая дорожка упирается в калитку, становится песочной и убегает дальше – мимо жутких-жутких каменных львов с выпученными глазами, мимо красных роз и злых чёрных кошек, выгибающих спины, точащих когти о придорожные камни.
Чирк-чирк-чирк – сыплются искры; когти у кошек – железные.
Отсюда это не страшно. Мама держит его за руку, высокая и сильная. У неё кольцо с розой на среднем пальце, розовое-розовое платье и жёлтые розы в чёрных волосах.
Мама красивая.
– Послушай меня, Йен, – говорит она и садится рядом с ним. Но лица её отчего-то не видно, только тёмное облако там, где должны быть глаза. – Пока ты будешь жить здесь, с другими детишками. А мамочка решит проблемы с твоим папой и вернётся за тобой. Хорошо?
Он кивает и отворачивается. Она смеётся и целует его в висок, а потом уходит, чтобы не вернуться больше никогда.
Впервые он видит Принцессу около библиотеки – в красивом синем платье, как у взрослых, и в бархатных голубых башмачках. Улыбка у неё почти как у мамы, и волосы лежат такой же красивой блестящей волной, хотя они светлее, и пахнет от неё тоже свежими розами.
Йен хочет сказать ей, что она милая, но не успевает.
– Чего вытаращился? – шипит Принцесса, как злая кошка, и сразу становится очень некрасивой.
Он смотрит в сторону и мечтает стать незаметным. Из-под розового куста на него с сочувствием пялится жаба.
– Я пришёл за книгой.
– А ты что, умеешь читать? – противным голосом тянет Принцесса и выставляет одну ногу в голубом башмачке. – Ну, если почистишь мне ботинки, то проходи. Языком почистишь.
Подружки принцессы хихикают, и слушать это обидно. Но Йен смотрит на жабу под кустами и придумывает кое-что забавное. Надо только приспособить чары…
…Принцесса визжит, уворачиваясь от дождя из жаб, и бежит, высоко подкидывая коленки.
Сейчас она снова почти милая.
…мерзкая вонь никак не вымывается из волос. Йен слышит её всё время и гадает – чем таким его окатили в последний раз, что оно даже чистящими чарами не убирается?
В библиотеку его, впрочем, пускают всё равно, только сажают подальше от других учеников – чему он только рад. В книгах находится несколько интересных рецептов избавления от вони, но вот незадача: волосы отчего-то становятся розовыми.
– Как мамино платье, – бормочет Йен, крутясь перед зеркалом. Брюки ему коротковаты, как и рукава, и потому встопорщенная розовая шевелюра смотрится ещё потешнее. – Да-а, ну я и красавчик. Неотразимый!
Внезапно ему становится смешно.
Волосы он решает оставить такими – хотя бы на время, а потом можно и придумать чего-нибудь.
…Они с Флёр читают один ботанический атлас на двоих, толкаясь локтями. Атлас – только предлог, разумеется; их обоих это устраивает.
– Яд, который заставит сердце биться чаще, а потом остановиться навеки, – читает она нараспев и толкает его в бок. – Почти как ты.
– Значит, буду олеандром, – фыркает Йен и трётся виском о её плечо.
Хорошо; жарко; хочется сходить на ледник за сидром, но лень.
– Тебе нужен наставник, – говорит Флёр внезапно и смотрит на него очень странно, задумчиво. – Кто-то не из Розария. Иначе выкинут тебя, как котёнка… Как насчёт Хорхе Альосо-и-Йедра?
– Он же вроде отшельник?
– В этом и смысл – его ты достать не успел.
Они смеются одновременно.
Йен старается не думать о том, что у Флёр тёмный, злой взгляд.
Она появляется на закате. В плаще до пят, с накинутым капюшоном – дурацкий маскарад, который не может обмануть никого.
– Завтра. Мы выступаем завтра. Но если ты сдашься мне и поклянёшься Розам в верности…
– Хватит, Флёр. Я уже отдал тебе всё, что можно. Оставь мне хотя бы свободу от тебя.
Йен правда устал – настолько, что даже смотреть на неё не хочется. А она злится, разве что не шипит и не точит железные когти о стены его бедной лаборатории – образно выражаясь, разумеется. Хотя он бы не удивился, если б буквально.
– Если ты не собираешься сдаваться, – тихо говорит Флёр, глядя в пол, – тогда убегай.
– Нет. Этого я делать тоже не буду.
– …тогда я тебя уничтожу.
Когда я очнулась, то голова у меня трещала страшно, словно готова была расколоться в любую секунду. Йен лежал на постаменте, до пояса укрытый лабораторным халатом; между его лицом и моим стояла чашка с растворимым кофе. Салли сидела на полу и сосредоточенно пялилась в зеркала-экраны.
– Полчаса, – сказала она, не оборачиваясь. – Старшая сестра не возвращалась.
– А Йен? – спросила я.
Голос хрипел, словно у старой злой ведьмы.
– Дышит. Лежит. Не двигается.
Сердце тревожно сжалось. Полчаса прошло, а он до сих пор не очнулся… И в голове у меня пусто – в буквальном смысле. Что теперь делать-то? Просто ждать?
– Пей, – попросила Салли и указала пальцем на чашку. – Нужны силы.
Кофе оказался остывшим и приторным почти на грани отравы, но сейчас это было кстати. Я выхлебала его одним долгим глотком и даже край чашки облизала, а потом пристроила голову поудобнее на постаменте и закрыла глаза. Каменный край неудобно врезался в грудь, но усталость была сильнее дискомфорта. В сон клонило неумолимо; веки слипались, и болезненная пульсация в висках отдалялась, отдалялась…
«Когда Йен очнётся, то первое, что он увидит – моё лицо, – подумалось вдруг. – Можно даже сказать, даже первое, что он увидит после того, как родится заново».
От этой мысли становилось щекотно под диафрагмой, и щёки начинали гореть.
Я почти что провалилась в забытьё снова, когда Салли резко привстала и вплотную подскочила к одному из зеркал.
– Идут, – сказала она коротко, нащупывая тесак на поясе. – Одиннадцать человек. Подходят к мосту.
Сонливость как рукой сняло. На мгновение затеплилась надежда, что это Тильда возвращается с компанией друзей, или наставники Розария наконец прорвались через лабиринт, но она быстро угасла.
– Похоже, подчинённые Эло Крокосмии, – холодея, произнесла я, когда разглядела их получше. И пошутила неловко: – Наверное, сигнализация сработала. Или у них тут плановая проверка. Двоих я узнаю точно: вот та лысая дама повелевает грибами,