– Я всю жизнь пытался представить, кто ты, – сказал я. – Ты был решением, безвозвратно изменившим две жизни, чудовищем, которое превратило в чудовище мою мать. Я мог давным-давно узнать, кто ты, но предпочел этого не делать. Я объяснял это тем, что боюсь убить тебя за содеянное, – Эрхолл вздрогнул и отодвинулся еще на сантиметр, – но на самом деле я боялся столкнуться с призраком, который преследовал меня всю жизнь, хоть я и не верю в призраков. Какой он, человек, который технически является частью меня? Как он отреагирует, когда узнает, что я его сын?

У Эрхолла на подбородке дернулся мускул.

– И вот я наконец с ним встретился, и знаешь, что я понял? – Я посмотрел ему в глаза. И почувствовал лишь апатию. – Он не чудовище. А печальный, жалкий человечишка, слишком трусливый, чтобы отвечать за последствия своих действий, и я потратил впустую десятки лет, предоставляя ему больше власти над своей жизнью, чем он заслуживал. Так что нет – мне не нужны и никогда не понадобятся ни твои деньги, ни титул, ни какие-либо отношения. Для меня мой отец мертв. Он умер, когда ушел тридцать четыре года назад.

Эрхолл вздрогнул, когда я встал, отбросив тень на его сгорбленную фигуру. Я кивнул:

– Всего хорошего, господин спикер.

Мы с Бриджит прошли полпути к двери, когда он сказал:

– Браки по договоренности заключают не только члены королевской семьи, мистер Ларсен. Людей заставляли вступать в браки без любви задолго до рождения ее высочества.

Я замер и обернулся, встретившись с Эрхоллом взглядом. Я заметил еще одну вспышку сожаления, но этого было недостаточно. Учитывая, что он сделал с Дейдре и что сделал со мной. Из-за сделанного им выбора ему не было никакого оправдания.

Вместо ответа я направился к выходу и оставил его в одиночестве за дверями огромного, холодного кабинета.

Бриджит дождалась, пока мы зайдем в лифт, подальше от любопытных ушей и глаз ассистентки Эрхолла, и лишь потом заговорила.

– Нам нужно участвовать в конкурсах ораторского мастерства, – сказала она. – Победа обеспечена.

В моему горле заклокотал смех. Тяжесть в груди ушла.

– Далось непросто. Я не любитель произносить речи.

– Ты хорошо справился. – Бриджит сжала мою руку, и прикосновение выразило больше любых слов. В ее глазах загорелся озорной огонек. – Я думала, Эрхолл лопнет. Представь, если бы мы упомянули еще и Андреаса.

Андреас категорически отказывался сообщать Эрхоллу об их родстве. Если всплывет правда о его происхождении, он потеряет больше любого из нас, и я был не против сохранить его тайну – отчасти из уважения к его выбору, а отчасти – чтобы держать его в узде. Даже без притязаний на корону он все равно оставался в моем списке наблюдения. Как и любой, кто мог угрожать Бриджит.

– Итак. Первая битва выиграна, – подытожил я, когда лифт остановился на первом этаже здания парламента. – Что теперь?

Озорство Бриджит сменилось решимостью.

– Теперь мы выиграем войну.

– Черт возьми, да.

Я протянул руку, и ее маленькая мягкая ладонь идеально легла в мою, большую и грубую.

Двери со свистом распахнулись, и мы вышли навстречу вспышкам фотокамер и репортерам, выкрикивающим вопросы.

Из тени в центр внимания.

Я никак не ожидал мирового признания, но имел в виду именно это, когда сказал, что последую за Бриджит куда угодно, даже в огненную бурю СМИ.

Вы готовы, мистер Ларсен?

Готов с рождения, принцесса.

Мы с Бриджит держались за руки, пока шли сквозь бурю.

Битва выиграна, осталось победить в войне.

Хорошо, что я всегда был и буду солдатом на службе лишь одной королевы.

Глава 48

Бриджит

Весь следующий месяц я пыталась убедить достаточное количество министров проголосовать за отмену – уговорами или угрозами. Одни соглашались легко, другие – не очень. Но после ста телефонных звонков, одиннадцати личных встреч, двадцати трех интервью в СМИ и наших с Рисом бесчисленных публичных выступлений – как запланированных, так и «случайных» – большой день наконец настал.

Мы сидели в моей комнате и смотрели голосование по телевизору. На нервах я проглотила уже две пачки «Орео», а он просто сидел с бесстрастным видом, но его тело вибрировало от такой же беспокойной энергии.

Текущий подсчет голосов: девяносто за, тридцать против, двое воздержались. Осталось пятьдесят восемь. Для отмены требовалось сто тридцать пять. Выглядело неплохо, но я не радовалась раньше времени.

– Леди Дженсен. – На экране кислый голос Эрхолла разнесся по обшитому красным деревом залу.

– За.

– Лорд Орсков.

– За.

Я сжала руку Риса, сердце бешено колотилось. Я поместила Орскова в колонку «возможно», так что его голос был большой победой.

– Примут. – Твердая уверенность Риса чуть успокоила мои натянутые нервы. – А если нет, у нас есть запасной план.

– Какой?

– Сжечь парламент.

Я рассмеялась:

– Чем это поможет?

– Не знаю, но это будет чертовски приятно.

Еще один смешок, еще чуть легче на душе.

Пятьдесят семь голосов. Пятьдесят шесть. Пятьдесят пять.

Голосование продолжалось, пока не осталось лишь двое министров, а до отмены закона не хватало одного голоса. Если кто-то проголосует за, мы свободны.

Я снова сжала руку Риса, когда Эрхолл назвал следующего министра.

– Лорд Коппел.

– Против.

Я поникла, а Рис разразился проклятиями. Я и не ожидала, что Коппел проголосует за, но все равно расстроилась.

К горлу подступило сожаление. Надо было заглянуть в файл с компроматом на Коппела. Я пыталась вести кампанию открыто, не угрожая напрямую никому из министров, кроме Эрхолла, но, возможно, я просчиталась. я не первый человек в истории, обманутый собственной совестью.

Ты поступила правильно.

На затылке зашевелились волосы. Я выпрямилась и оглядела комнату, но там не было никого, кроме нас с Рисом. Тем не менее я могла поклясться, что услышала тихий женский шепот… Голос, подозрительно похожий на голос моей матери, судя по старым кассетам, которые я смотрела.

Вот что бывает, когда не высыпаешься. Прошлой ночью я слишком волновалась, чтобы спать, и явно бредила от усталости.

На экране по лицу Эрхолла скользнула самодовольная улыбка – он явно молился, чтобы отмена не состоялась. Он внес предложение, как и обещал, но явно ликовал каждый раз, когда кто-то голосовал против.

– Леди Даль.

Я прикусила нижнюю губу.

Даль осталась последней. Она была одним из самых непредсказуемых министров в парламенте и могла проголосовать как угодно. Звонками я не добилась ничего, кроме вежливого «Спасибо, ваше высочество, я подумаю».

Беспокойная энергия, исходящая от Риса, утроилась и стала почти осязаема в сгустившейся тишине. «Орео» плескалось в желудке, и я пожалела, что съела так много сахара.

Даль открыла рот, и я