Сюда же надо отнести и морошку (Rubus chamaemorus), хотя она принадлежит к семейству розовых. Душистая, желтая, похожая на малину, эта ягодя была очень широко, как и теперь, распространена в особенности на торфяных болотах по мшарникам, где она, сплошь покрывая землю, «хлюпала под ногами людей, еленей». Среди народа морошка имела массу синонимов, но в лечебных книгах XVI–XVII столетий неизменно выступала с названиями «морушка», «моруселка», «моросела ягода».

В старинных народных сказаниях Севера «морушка» – спасительница от лютой смерти людей, заблудившихся среди снегов, затертых льдами зверобоев-охотников, оленеводов. В городах центрального Севера (Устюг, Вологда) морошка являлась уже товаром, привозившимся с Холмогор бочками, ушатами. Торговки ею назывались здесь «глыжницами» – от «глодать», «голодать» – намек на употребление ее поморами во время голодовок. В более южных районах морошка плодоносила реже и почиталась уже лакомством. Отсюда поговорка: «Ешь не по две морошки на ложку». Участниками путешествия Петра I на Север в начале XVIII в. она по именному указу в место пребывания царя – Вологодский архиерейский дом – доставлялась лишь в малых ведрах для изготовления сласти с сахаром[453]. В народном врачевании применяли морошку в пареном, моченом виде, в «вареньях», наливках. Очень популярным были от цинги «морошечный квас» и водочная настойка «мамуровка». Моченая ягода погружалась «в лодия» поморов про запас в далеких плаваниях. В северном лечебнике Q.VI.29 морошке отведена отдельная глава с перечислением всех способов врачебного приложения воды, перепущенной из ее ягод. Пропущение делалось только из зрелых ягод, «кои с дерева спадають». В виде примочек вода эта употреблялась при подкожных абсцессах («надутых болячках», характерных для цинготных больных). Внутрь ее давали при заболевании печени, для уменьшения кашля, при абсцессах легких: «Пити пять, шесть днии утре и в полдень и вечере, и тако апостему в плюче (нарыв в легком. – Н.Б.) мякчить и кашлем тот гнои выведеть». Морошковую воду «закапывали» в больные глаза, «у кого очи заливаются», употреблялась она еще как полоскание «рьта и горьла, егда у кого язычек отпадеть или у кого жаба во рте бываеть». Ягоды считались хорошим мочегонным средством.

Важное место в истории полярного лекарствоведения занимала ложечная трава, или кохлеария (Cochlearia arctica), как об этом свидетельствует и современное название этого растения. Ложечная трава упоминается в списке трав древних азбуковников Севера. Несмотря на горький вкус, она применялась во всех северных странах и на Руси с незапамятных времен вместо свежей зелени, салата, в пище наравне с репой, хреном, капустой, почему у поморов носила название «морская салата». Это древнейшее морское средство от цинги у народов всех северных зон Европы, Азии и Америки. Издавна было замечено, что зверобои, питающиеся ложечной травой, реже заболевают цингой[454]. Основываясь именно на опыте русских поморов, Петр I неуклонно вводил эту траву в рацион матросов, солдат и всех «работных людей», в особенности на верфях Севера, Балтики. Настойка травы издавна применялась еще при водянке, от ревматизма, при гонорее, от белей. Сок свежего растения считался хорошим кровоочистителем. Водку из ложечной травы пили при зубных болях, цинготных гингивитах. Наружно применяли траву в виде мази с салом животных при всевозможных кожных болезнях, «жолвиях на шии, в пазухах» (при скрофулезе).

Лишайники или мхи следует рассмотреть вместе: как и теперь еще, их часто смешивали друг с другом. В далекой древности северные летописцы по примеру новгородцев давали этим растениям суммарное название «ушь», «усние». Уснием кормились люди в трагические голодовки, ремесленники изготовляли из него поташ, золу на продажу. К концу XVII в. в лечебных и других рукописях наметилась терминологическая дифференциация: лишайниками («лишай», «пороет») назывался по преимуществу ягель, а за мхами осталось их имя. Отличали их друг от друга тем, что «мох ветвист, пушист, а ягель кожист».

Те и другие виды имели большое значение в жизни первоселов. Охотники пользовались ягелем как приметой, потому что пни деревьев ими обрастают с северной стороны. Некоторые из ягелей, как олений мох (или в древности «оленья губа») – прекрасный подножный корм для оленей. Из других видов готовили краску для тканей, клей, «студени». Северные лечебники знали два лекарственных растения из лишайниковых (или мхов, по их терминологии) – оленью губу (или олений мох) и грудной мох. Первый, по описаниям северян, наделен фармакологическими свойствами исландского моха (Cetraria islandica). Слоевище этого лишайника применялось в свежем и сушеном виде. Свежее слоевище в виде жвачки или растертое между камнями прикладывали к сибиреязвенным карбункулам, на опухоли после «кровепушти». Горькое слоевище давали в питье женщинам для ускорения родов, как горечь употребляли против пьянства, при запоях. Но основным его назначением было лечение больных скорбутом. «Збитую» жидкую массу из этого лишайника прикладывали к воспаленным при цинге деснам. Утомленным путешественникам рекомендовалось пить его в настойке: «Тако же который человек по дорогам ходит и будет умеглен (станет плохо видеть от цинги. – Н.Б.), тое же зелие пий – здрав будешь» («Московский лечебник», гл. 78).

Вологодские врачи и аптекари XVIII в. испытывали этот лишайник по опыту старожилов в лечении болезней и выпекали «пробный» хлеб с примесью «исландского моха»[455].

Второй лишайник носил название «легочной» или «грудной лишай», «дубовый, пихтовый лапоть» («гарба пулмонис» новгородских лечебников). Как показывает само название, растение назначали при легочных заболеваниях – одышка, сухой кашель, колотье в груди и при любой «грудной немочи».

Мхи (Sphagnales). Широко распространенный в северо-болотистой зоне мох образует дерновину без корней в топях и озерах. Известный в народе под именем «белого или болотного моха», он растет там же, где и клюква. Мох потреблялся северянами в хозяйственных и технических целях. Утверждение о том, что в отечественной хирургии этот мох в качестве перевязочного материала впервые стали применять лишь с 90-х гг. прошлого столетия, не соответствует действительности. Уже в 1775 г. для этой цели его рекомендовал доктор Берлин Г. Что же касается народных «лечьцов», то в их руках он отлично заменял роль ваты и употреблялся уже в XVI в. для перевязки ран наряду с «пакулем», оческами льна. В лечебниках восхваляется способность болотного моха высушивать – «нежить» (гной), сукровицу, очищать раны и язвы, способствовать их заживлению. При «язвах смердящих» его предпочтительно применяли в смеси с «мохом, надранном с дерев благовонных».

Хвощи (Equisetum). Известный как сорняк, хвощ и поныне встречается в обилии по всей северной зоне вплоть до побережья Новой земли, где сохранилось много его синонимических названий: сосенка, елка, щеть, железник, скрыпун. Среди архангельских поморов он был известен больше всего под названием толкач, пестик[456]. О хвоще сложилось много