Уже пятый раз за вечер Рут зашла в детскую, чтобы посмотреть на своих двойняшек. Как обычно, она положила их спать в разные кровати, но они снова оказались в одной. Во сне дети крепко обнимали друг друга. Макс засунул в рот большой палец, а Леа перебирала пальцами, лежащими поверх одеяла, словно играла на пианино. Оба ребенка улыбались во сне. Весь вечер дети развлекались тем, что обклеивали стикерами свою бабушку. Мать Рут спокойно выдержала вечер детского рукоделия, не возражая против того, что внуки обклеили ее лицо, руки и ноги рисунками с изображением героев мультфильмов, звездами и радугами. Бабушка не кричала, не ругалась и не разливала содержимое чашек. Рут показалось странным, что, несмотря на ее собственное нервное и взвинченное состояние, дома царила атмосфера покоя. Самой же ей хотелось кричать во весь голос. Она была в ужасе от того, что, если присяжные не придут к единому мнению, будет назначен новый суд. Мария, по мнению Рут, уже достаточно настрадалась и совершенно не заслуживала этого.

Убедившись в том, что в доме все спокойно, Рут заперлась в своем рабочем кабинете и вынула из шкафа тетрадь с записью последнего разговора с Марией. Когда она делала резюме того телефонного разговора, то и понятия не имела, что через два часа Эдварда Блоксхэма вывезут в больницу на вертолете «Скорой помощи». Рут открыла тетрадь и нашла нужную страницу, подумав о том, какой же у нее все-таки плохой и неразборчивый почерк. Впрочем, на качество почерка сильно повлияло то, что тогда она была очень расстроена. Рут практически наизусть помнила тот разговор, но тем не менее перечитала свои записи, словно для того, чтобы разбередить эту болезненную рану. Мария позвонила в обед. К тому времени Рут ввела номер ее мобильника в память своего телефона, поэтому знала, кто звонит, еще до того, как ответила. Рут надеялась на то, что сегодня у Марии хороший день и та сообщит ей какие-нибудь приятные новости.

— Привет, Мария, — произнесла она в трубку. — Как твои дела?

— Да… никак, — ответила Мария. — Просто я хочу с тобой попрощаться. Больше звонить уже не буду.

— Почему? — Рут поставила на стол чашку с кофе, взяла ручку и начала конспектировать разговор.

— Он сказал, что сегодня вечером я могу себя резать. — Во время их разговоров Мария уже давно перестала называть своего мужа по имени, и Рут понимала, кого она имеет в виду под местоимением «он». Кроме мужа, в жизни Марии не было других мужчин. — И я собираюсь это сделать. Не знаю, смогу ли вовремя остановиться… Боль помогает забыть все. Мне кажется, что уже сейчас я хочу все забыть.

— Мария, я волнуюсь, — сказала Рут. — Нельзя, чтобы он заставил тебя это сделать. Членовредительство очень опасно, особенно когда человек находится в таком состоянии!

— Ты была прекрасной подругой. Нам не довелось увидеться, и я не смогу поблагодарить тебя лично, но я всегда знала, что у меня есть ты; меня всегда поддерживали и мысли о тебе, и наши разговоры.

— Я могу направить людей тебе на помощь. Тебе нужно уходить из дома прямо сейчас. Я позвоню в полицию…

— И он отправит меня в дурдом. Он уже все четко распланировал. Я никогда не была у врача, а просто резала себя и резала. Я никак не могу от него избавиться. Он полностью контролирует мою жизнь. Мне поставят диагноз: депрессия и паранойя, скажут, что у меня суицидальные наклонности, что они опасаются за мою жизнь. Самое смешное, что все это во многом правда…

— Нет, так нельзя! Мария, пожалуйста, я не могу сидеть и ничего не предпринимать!

— Мне ничего не надо. Мне только нужно было услышать твой голос.

— У меня есть твой адрес. Помнишь, ты мне его продиктовала, когда была очень сильно напугана? Ты обещала, что позволишь тебе помочь, когда ситуация станет критической. Так вот, сейчас как раз та самая ситуация! Ты это понимаешь? Ты должна разрешить мне помочь тебе. Я вызову полицию и «Скорую». Вызову всех, кто тебе нужен!

— Никто не поверит… Иногда мне кажется, что я сама все это придумала. Рут, я не хочу с тобой спорить. Может быть, когда он вернется, то передумает…

— Ты можешь сделать вид, что заболела и плохо себя чувствуешь. Ложись в кровать, скажи ему, что ты заболела. И он оставит тебя в покое.

— Нет, не в этот раз. Я сама больше не хочу играть в эти игры. Все нормально, на самом деле. Я в порядке. Ты так мне…

В трубке раздались гудки. На счете телефона Марии закончились деньги. Рут с чувством ярости и страха смотрела на трубку своего городского телефона. Она понимала, что ей лучше не вмешиваться, особенно когда ее специально попросили о том, что этого не нужно делать. Так что же Мария сообщила ей во время этого разговора? То, что собирается снова себя резать. Рут уже неоднократно обдумывала то, что может произойти в том случае, если она вызовет по адресу Марии полицию или «Скорую». Когда приедет полиция, то дверь им откроет женщина, которая уверит наряд в том, что у нее всё в полном порядке. У Марии пока не было никаких открытых ран, следовательно, вызывать «Скорую» не было никакого смысла. Любое вмешательство означало, что муж Марии узнает, что та связывалась со службами, перероет весь дом и найдет ее мобильный телефон.

Поэтому Рут сделала то, что обычно делала после каждой беседы. Она подробно описала, о чем был разговор, пытаясь максимально дословно зафиксировать на бумаге все, что сказала ей звонившая, передать ее интонацию, а также психологическое состояние. Рут всегда правильно улавливала эмоции в голосе звонившей; она умела хорошо оценивать слабые и сильные стороны женщины по тому, что та говорила или, наоборот, о чем умалчивала. У нее был дар — она умела читать состояние людей, как открытую книгу. И к тому времени, когда закончила писать, Рут совершенно точно знала, что эта женщина больше не хочет жить. Мария позвонила не для того, чтобы просить о помощи. Она звонила попрощаться; ей хотелось выйти на связь с близким ей человеком, потому что последним, кого она увидит в этой жизни, будет ее муж.

Кэмерон был трезвым. Лотти не знала, к лучшему это или наоборот. Он находился в отвратительном настроении. В рукаве Лотти вынесла из зала, в котором обедали присяжные, нож и спрятала его у себя под подушкой. Она находилась в ситуации, когда не могла не впустить его к себе, но, по крайней мере, ей никто не запрещал подобрать оружие и спрятать в своем номере. Последние десять минут до прихода Кэмерона она читала и перечитывала сообщение от Зэйна.

«Без тебя дом стал пустым, — писал он. — Мы с Дэнни рассказывали твоей фотографии, чем занимались в течение дня. Поскорее возвращайся. Я знаю, что тебе пришлось непросто. У меня на работе был такой стресс, что я совершенно забывал уделять тебе внимание. Давай в ближайшее время поедем куда-нибудь в отпуск. Выбирай куда. Удачи тебе».

Вчера вечером Лотти звонила, чтобы пожелать Дэнни спокойной ночи. Зэйн переключил телефон на громкую связь. Они поговорили, но именно текстовое сообщение от мужа помогло лучше понять его чувства. Лотти мучилась от стыда за то, что совершила. Ей было дурно от страха возможных последствий своего глупого поступка. «Еще один день, — повторяла она про себя, — мне бы выдержать только один день…»