Как тут не похвалить Тимошенко, и Сталин похвалил его:

– Молодец, товарищ Тимошенко… не как другие!

Семен Константинович, признаем за истину, обладал ангельским характером и в случае несогласия с ним спрашивал:

– Вы кому служите?

– Служу Советскому Союзу, – следовал ответ.

– Не вижу! – возражал маршал. – Это еще надо проверить, кому вы действительно служите?

– Служу Советскому Союзу и партии Ленина – Сталина!

– Вот это уже точнее, – признавал маршал. – Но если это так, то почему вы осмеливаетесь возражать высокому начальству, облеченному высоким доверием партии и правительства?..

После такой постановки вопроса возражений уже не возникало, а маршал Тимошенко, отважный герой штурма «линии Маннергейма», всегда оставался прав. В конце марта он созвал в Воронеже совещание высших командиров, чтобы подвести утешительные итоги минувшего года. Полковник И. Н. Рухле прочел доклад на тему, всех безумно волнующую: «Задачи партийной организации штаба…». Вкратце изложу содержание доклада.

– Война, – говорил Рухле, – вступила в новый этап динамики со всеми преимуществами Красной Армии, как наступающей стороны. Германская же армия вынуждена теперь отказаться от наступления, она уже потеряла былую веру в успех… Красная Армия уже сломила материальные силы и моральную устойчивость врага и тем положила начало полного разложения германской военной машины… Германия уже до конца исчерпала свои преимущества!..

Ей-ей, читатель, мне жалко этого несчастного полковника, – который не имел права сказать, что он сам думает, потому что его обязали отражать мнение не только маршала Тимошенко, но и высших авторитетов в Москве, желавших видеть будущее в самом радужном свете. Зато Семен Константинович был солидарен с докладчиком и похлопал ему, как положено. Гладко выбритая голова маршала излучала сияние, от маршала за версту благоухало одеколоном «Красная Москва», а настроен он был самым решительным образом… Рухле уступил ему место на трибуне.

– Товарищи! – радостно провозгласил Тимошенко. – В результате серьезных поражений, которые понесли войска вермахта, инициатива полностью перешла в руки героической Красной Армии, отныне мы станем развивать инициативу в новых победных битвах. Я особо подчеркиваю, – сказал Тимошенко, – что на юге, как нигде, заметна четкая тенденция к ослаблению гитлеровской армии. Мы уже навязали свою волю этим зарвавшимся гадам, отныне мы вправе сами выбирать место и время для нанесения могучих сталинских ударов по всей этой фашистской сволочи…

За такие вот речи миллионы расплачивались своими жизнями.

Но мы, читатель, люди скромные, нам остается лишь аплодировать и не возражать, а то как бы Тимошенко не спросил нас:

– Вы кому служите?

* * *

Догадываюсь, что эти страницы многим покажутся скучными, но я все-таки убедительно прошу своего читателя вникнуть в рассуждения моих героев, ибо из их слов уже начинала складываться та страшная трагедия 1942 года, когда немецкие танки с ревом и лязгом выкатились на берега Волги…

Сейчас, перелистывая груды материалов тех лет и мемуары очевидцев давних событий, я понимаю: трагедия сложилась по той причине, что «гениальный» Сталин не велел верить тем людям, мнение которых не совпадало с его личным мнением, и, наоборот, он слишком доверял тем, кто угождал его личному мнению…

По сути дела, немцы уже не могли наступать по всему фронту, как они наступали в сорок первом году, мы тоже не были готовы к широкому наступлению, но преимущество в силах оставалось еще за вермахтом. 70 немецких дивизий по-прежнему торчали под Москвой, и Сталин полагал, что Гитлер еще способен к ударам на двух стратегических направлениях – на Московском и Южном. В конце марта им было созвано ответственное (даже очень ответственное!) совещание Государственного Комитета Обороны (ГКО) и Ставки Верховного Главнокомандования (ВГК), на котором Шапошников изложил мнение Генштаба, призывая к сдержанности, не советуя строить слишком победных планов.

– Резюмируя сказанное, – заключил он, – я повторяю, что сейчас наиболее приемлем переход к активной обороне по всему фронту, чтобы поднакопить резервов и техники. Думаю, что под Воронежем нас еще ожидают оперативные осложнения.

– Воронеж… это барон Вейхс? – спросил Сталин.

– И… танковый генерал Паулюс, – добавил Шапошников, – о котором мы извещены еще недостаточно. Наконец, со стороны Вейхса вполне возможен и неприятный для нас удар от Курска.

Василевский тоже поддержал выводы Генерального штаба.

– Но все-таки, – добавил Жуков, – надо стараться выжать немца из-под Вязьмы, необходимо покончить с Демянским котлом, чтобы полностью избавить нашу столицу от угрозы…

Сталин внимательно слушал. При этом он заметил, что активная оборона – это, конечно, неплохо, но нельзя же, чтобы Красная Армия все лето просидела в траншеях.

– Мы должны упреждать противника собственной активностью! Прощупывать его слабые места. Я думаю, – сказал Сталин, – что товарищи Жуков и Шапошников предлагают нам лишь полумеры. Я не отвергаю метод стратегической обороны, но желательно нанести врагу несколько сильных ударов, чтобы окончательно закрепить успехи, достигнутые нами в эту зиму под Москвою…

Жуков едва заметно покачал головой, не соглашаясь, и как бы про себя буркнул, что наступательные операции широкого масштаба могут поглотить все наши резервы. Это было сказано Жуковым тихо, но слух у Сталина был отличный, и он обвел полководцев глазами, выискивая решительной и нужной ему поддержки.

– А что скажет нам товарищ Тимошенко? – сказал он, заранее уверенный в том, что Тимошенко скажет то, что необходимо слышать ему, Сталину, и в этом Сталин не ошибся…

– Я не сторонник полумер, – заявил Тимошенко, неодобрительно глянув на Жукова и Шапошникова. – Я стою как раз за самые решительные действия. Войска моего направления, образовав Барвенковский выступ, с этого же выступа всегда готовы продолжить наступление… к Харькову! Сейчас бойцы моего фронта в таком состоянии, что они могут нанести сокрушающий удар, и если мы этого не сделаем сейчас, то я боюсь, как бы летом не повторилась суматоха сорок первого года с нашим отступлением.

– Будет точнее, – вмешался Сталин, – если именно ваше выдвижение с Барвенковского выступа отвлечет силы противника с Московского направления – самого главного!

Василевский напомнил о данных фронтовой разведки: в районах Днепропетровска и Кременчуга заметно скопление танков противника, по улицам оккупированных городов шляются танкисты – еще без машин, но ожидающие их поступления:

– В одной только Полтаве проживают на казарменном положении 3500 танкистов. Простой подсчет показывает, что они составят экипажи на более чем тысячу боевых машин… Значит, на юге страны немцами что-то замышляется!

Сталин выслушал Василевского и сказал: