Вскоре в Турине начали обсуждать кандидатуру Кавура как наиболее квалифицированного представителя страны на переговорах в Цюрихе по заключению окончательного мирного договора между Австрией, Пьемонтом и Францией. В итоге Кавур не отправился в Швейцарию, и 10 ноября 1859 года договор был подписан без его участия, но он был доволен, что не нес ответственности за «такой мир». В Цюрихе были подписаны три договора[450], формально завершавших войну между Францией и Сардинией, с одной стороны, и Австрией — с другой. Эти документы закрепляли положения, которые были приняты в Виллафранке 11 июля 1859 года.

Однако уже в момент подписания этих документов возможность их реализации была под большим вопросом. Прежние правители Тосканы, Пармы, Модены, Лукки не могли вернуться в свои владения. Австрия не собиралась включать Венецию в конфедерацию итальянских государств, а главенство Пия IX над указанной конфедерацией не представлялось возможным.

Как часто бывало в трудных ситуациях, Наполеон III призвал Европу созвать конгресс великих держав для рассмотрения будущего политического устройства и границ на Апеннинском полуострове. Император надеялся, что на конгрессе удастся найти взаимоприемлемые решения и успокоить поднявшуюся в Италии волну протеста.

При этом уже осенью стала понятна позиция великих держав по «итальянскому вопросу». Австрия не принимала перемен в Центральной Италии. По мнению Вены, в Тоскану, Парму, Модену и Лукку должны были вернуться их прежние герцоги. Великобритания провозгласила принцип невмешательства во внутренние дела государств Центральной Италии. Более того, британцы оказались не против того, чтобы Сардиния присоединила эти государства к себе. Пруссия, которая выражала мнение остальных членов Германского союза, была обеспокоена дальнейшим ослаблением позиции Австрии. При этом Берлин все больше обращал внимание не на Италию, а на будущее Германии. Россия не имела, в принципе, особых намерений по отношению к итальянским государствам (за исключением Королевства обеих Сицилий), но была готова присутствовать на конгрессе, тем самым возвращаясь в качестве полноправного игрока в европейскую политику.

В этих условиях требовалась выработка четких позиций и плана действий Сардинского королевства как в отношении Апеннинского полуострова, так и по вопросам международной повестки. Различные прожекты короля Виктора Эммануила II и нерешительность правительства поставили интересы Пьемонта под угрозу. В ноябре — декабре 1859 года это стало очевидно всем.

При этом Кавура беспокоила внутриполитическая ситуация в самом Пьемонте. Он не желал усиления позиций правых, которые могли воспользоваться тем, что король продолжал использовать чрезвычайные полномочия, переданные парламентом. С момента начала войны парламент не собирался. С другой стороны, Кавур видел, как поднимают голову его оппоненты слева. Для многих из них Гарибальди стал знаменем, вокруг которого можно было организоваться. В конце ноября «народный генерал» объявился в Турине. 16 ноября Гарибальди ушел в отставку из армии Фанти, поскольку командующий не разрешил ему вторгнуться из Романьи в папские провинции Марке и Умбрию из-за опасения военного вмешательства австрийцев. В столице Гарибальди принял Виктор Эммануил II и предложил ему стать генералом в пьемонтской армии. Гарибальди предложение отклонил, но принял в дар ружье из королевской коллекции, а также получил разрешение на сбор взносов в специальный фонд на закупку миллиона единиц стрелкового оружия при условии, что правительство Пьемонта будет знать, где хранится оружие[451].

Кавур осуждал революционные порывы и авантюры части правителей Тосканы, Пармы, Модены и Эмилии-Романьи. Его тревожила подготовка боевиков, готовых двинуться на юг в папские провинции, чтобы сбросить режим понтифика. Эти неразумные шаги ставили под угрозу все то, что было достигнуто ранее с таким трудом. Правительство Пьемонта должно было более акцентированно реагировать на такие вызовы.

Одним из симптомов растущего недовольства политикой правительства стало то, что Whist Club, организация консервативной аристократии, с подозрением относившаяся к Кавуру с тех пор, как он заключил connubio с левоцентристами, теперь избрал его своим президентом, за что он выразил искреннюю благодарность[452].

* * *

Для временных правительств Тосканы, Пармы, Модены и Эмилии-Романьи продолжали представлять угрозу реализация договоренностей в Виллафранке, переговоры в Цюрихе и намечавшийся европейский конгресс по «итальянскому вопросу». Эти государства не желали возвращения прежних правителей, но опасались военного вмешательства Австрии. Провозглашение курса на присоединение к Сардинскому королевству таило в себе опасность внешнего давления с целью восстановления старого режима. При этом Виктор Эммануил II и правительство Ламарморы опасались объявить о присоединении герцогств к Сардинскому королевству. В Ломбардии власти Пьемонта поступили просто. Там сразу же были введены пьемонтское законодательство и королевские порядки без всякого учета желаний и настроений местных жителей.

В Центральной Италии ситуация разворачивалась несколько иным образом, что вынуждало Пьемонт реагировать на события. 20 сентября 1859 года появилось открытое письмо Мадзини, который объявился во Флоренции, адресованное королю Виктору Эммануилу II. В этом письме пламенный революционер подтвердил свою веру в народную инициативу и упрекнул Виктора Эммануила II, что он не воспользовался ею. «Вы не сделали народ Италии братьями, — писал Мадзини, — и не просили их сделать Вас братом… Вы отказались от оружия нашего народа и призвали… оружие иностранного тирана»[453].

«Тем не менее, — по словам Эдгара Холта, — он все еще верил, что Виктор Эммануил II может возглавить национальную революцию, и обратился к королю с просьбой сделать это. „Вы говорили о независимости, и Италия предоставила Вам 50 000 добровольцев, — написал революционер. — Говорите о свободе и единстве, и это даст Вам 500 000“. Если бы король пошел на этот шаг, Мадзини, каким бы республиканцем он ни был, готов был кричать с моими братьями из единого отечества: „Президент или Король! Да благословит Вас Бог и народ, ради которого Вы осмелились и победили“»[454].

Барон Рикасоли стал инициатором отправки в сентябре 1859 года делегации из Тосканы в Турин, чтобы просить Виктора Эммануила II прислушаться к желаниям тосканцев и дать согласие на присоединение региона к королевству. Однако король отверг эту возможность. Тогда в октябре Рикасоли предложил избрать регентом Тосканы родственника сардинского короля, принца Евгения Савойского-Кариньянского. Режим регентства, по мнению флорентийского диктатора, должен был действовать до того момента, пока король не сочтет нужным объединить территории под своим скипетром. Кроме того, этот политический шаг мог стать козырем в ходе переговоров на конгрессе.

Фарини полностью разделял мнение Рикасоли. Он также готов был на скорейшее введение в Парме и Модене правления пьемонтского принца-регента. Единственное, чего опасался Фарини, это то, что Австрия или другие европейские державы сочтут его временное правительство революционным и нелегитимным. В качестве предлога для этого могло послужить убийство разъяренной толпой в Парме полковника Луиджи Анвити, который возглавлял военное ведомство герцогства и считался опорой старого режима. Вслед за