— Ты и так мусорщик, — заметил Энди Паркер. — Где ты взял кофе, Стив?

— У Мисколо.

— Эй, Мисколо! — завопил Паркер. — Принеси-ка нам кофейку!

— Когда-нибудь он должен будет заплатить, — задумчи» сказал Карелла. 

— А? Кто должен будет заплатить? — спросил Паркер.

— Кинг, — ответил Карелла. — Выкуп за себя.

— Не люблю загадок в холодные дни, — сказал Паркер.

— Тогда почему ты стал полицейским?

— Меня заставила моя мамочка. — Он замолчал. — Мисколо, где твой проклятый кофе?

- Иду, иду! — крикнул в ответ Мисколо.

— Мне не хочется сдавать дело в архив, — сказал Карелла, перечитывая рапорт.

— Почему? — спросил Мейер.

— Может быть, потому что оно, кажется, еще не закрыто. Для очень многих, Мейер, оно еще открыто.

Мейер ухмыльнулся. — Это тебе только кажется, — сказал он. И тут в комнату вошел Мисколо, пошатываясь под тяжестью подноса, уставленного чашками и блюдцами, в середине которого стояд полный кофейник, от которого шел дразнящий аромат кофе. Детективы налили себе кофе и стали пить горячий напиток, обмениваясь непристойными шутками.

За окном дремал город.

ПОД УТРО

Ed McBain

EMPTY HOURS First published 1965

ГЛАВА I

Сначала они решили, что она — цветная.

Патрульный, пришедший по вызову, никак не рассчитывал наткнуться на труп женщины. Он вообще увидел труп впервые в жизни и, прямо скажем, был потрясен гротескной картиной — девушка в смехотворной расслабленной позе лежит на ковре лицом вверх, и когда он составлял протокол, рука его слегка дрожала. Но добравшись до графы «Раса», он без колебаний вывел: «чернокожая».

Вызов принял кто-то из патрульных, оказавшихся в тот момент в участке. На столе перед ним лежала стопка отпечатанных бланков, и он добросовестно записал информацию, пожал плечами, ибо ничего необычного в ней не узрел, скатал бланк н протолкнул его в металлический контейнер, а потом по пневмопочте переправил его в радиоузел. Там бланк прочитал диспетчер, пожал плечами, ибо тоже ничего необычного не узрел, окинул взглядом висевшую на противоположной стене карту района и отправил по вызову машину номер одиннадцать, принадлежавшую 87-му полицейскому участку.

Девушка была мертва.

Может, при жизни она и была хорошенькой, но смерть обезобразила ее. На девушке были свитер и юбка, она лежала босая, когда упала на ковер, юбка задралась. Голова изогнулась под каким-то диковинным углом, короткие черные волосы плавно вписались в ковер, с оплывшего лица смотрели широко распахнутые карие глаза.

Патрульному вдруг захотелось опустить юбку девушки, прикрыть колени. Он вдруг отчетливо понял, что она бы очень этого желала. Смерть нагрянула без предупреждения и не уважила жертву, отказав ей в праве на обычную женскую стыдливость. Никогда уже этой девушке не делать того, — к чему она привыкла, что считала для себя очень важным.

В том числе не суждено ей больше делать жест бесконечно незначительный, но выпяченный смертью: никогда ей не доведется прикрывать юбкой колени, вершить этот простой, но прекрасный женский ритуал.

Патрульный вздохнул и закончил составлять протокол. Он шел к машине, а перед глазами была все та же картина: мертвая девушка в задравшейся юбке.

Этим августовским вечером в комнате детективов было душно. «Ночные рыцари» явились на службу к шести вечера, и не видать им родного дома до восьми часов утра. Детективы, пожалуй, считались привилегированными членами полицейского общества, однако, многие в полиции — Мейер Мейер в том числе — думали, что в жизни простого полицейского, человека в форме, куда больше порядка и смысла, чем в жизни детектива.

— Да факт, что больше, — настаивал Мейер в данную минуту, сидя за своим столом в рубашке с короткими рукавами. — У патрульного — четкий график, значит, все упорядочено, знаешь, что будет завтра. Значит, можно жить чормь ной семейной жизнью.

— Твоя семья здесь, Мейер, — сказал Карелла. — Как ни други, а это так.

— Знаю, что так, — согласился Мейер, ухмыльнувшись. — Я каждый день на работу как на крыльях лечу. — Он провел рукой по лысому кумполу. — Знаешь, что меня здесь больше всего радует? Интерьер. Внутреннее убранство. Прямо душа отдыхает.

— А тьои коллеги — дело десятое? — спросил Карелла. Он. вскользнул со стола и подмигнул Коттону. Хейвзу, стоявшему у одного из картотечных шкафчиков. Потом прошел к баку с холодней водой, сразу за дощатой перегородкой, отделявшей их комнату от коридора. Двигался он легко и беспечно, казадось, в его облике есть что-то игрушечное, но это впе- 41 тление было Весьма обманчиво. Стив Карелла никогда не принадлежал к племени громил-тяжеловесов, и тем не менее человек этот воплощал мускульную силу, являя собой этакое мышечное великолепие. Во всех его движениях чувахаовалась какая-то спокойная сила, со своим телом он управлялся свободно и уверенно. Он остановился у бака, наполнил бумажный стаканчик и снова взглянул на Мейера.

— Нет, коллег я люблю, — сказал Мейер. — Честно говоря, Стив, если бы мне дали возможность выбирать, с кем работать, я выбрал бы вас, братцы — порядочных, достойных парней. Честно. — Мейер кивнул сам себе, входя в раж. — Я даже думаю, хорошо бы отлить медали и выдать их вам, братцы. Господи, до чего мне повезло с работой. Готов вкалывать здесь за бесплатно! Мне эта работа столько дает, что от зарплаты можно отказаться. А все благодаря вам, ребята. Без вас нипочем бы не узнал, что в жизни представляет настоящую ценность.

— Прямо настоящий оратор, — заметил Хейвз.

— Ему бы надо «знакомство» проводить, представлять наших уголовничков. Все было бы веселее. А, Мейер? Ведь эта работа для тебя в самый раз.

— Если хочешь знать, Стив, мне ее предлагали, — серьезно сказал Мейер. — Но я наотрез отказался: мое место в восемьдесят седьмом, тут собрался весь цвет городской полиции. Мне даже предлагали должность шефа всех детективов, даже пост комиссара, но я все равно сказал — нет, я предан своему участку.

— Придется ему выдать за это медаль, — пошутил Хейвз, и тут зазвонил телефон.

Трубку снял Мейер.

— Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер. Что? Минутку. — Он вытащил блокнот и начал писать. — Записал. Да. Да. Хорошо. — Он повесил трубку. Карелла уже подошел к его столу. — Цветная молодка, — сказал Мейер.

— Ну?

— В меблированных комнатах на Одиннадцатой Южной.

— Ну?

— Отпрыгалась. ,

Под утро, когда еще не рассвело, город не похож на себя.

Вообще город — он как женщина, в любое время суток. Женщина эта пробуждается, позевывая и улыбаясь, потягивается, пробует наступивший день наощупь, а на губах ее пока что никакой помады, волосы спутаны,