— О нет, — произнес я. — Да это же проклятущий Корбул.

Возможно, я привлек его звуком своего голоса или он уловил запах Юргена, но эта огромная, украшенная клыками голова мгновенно повернулась в нашу сторону, чтобы окинуть нас немилостивым взором, и с ревом, потрясшим меня до основания костей, самый большой и злобный орк во всем этом секторе галактики бросился на меня в атаку.

Время застыло, до бесконечности растянув каждую секунду, как это всегда казалось, когда в дело вступали мои воинские рефлексы. Если бы у меня в тот момент не было цепного меча наготове, враг, возможно, просто размазал бы меня чистой мощью и дикостью своего рывка, но вся та практика, через которую я себя прогнал за время, проведенное на борту спасательной капсулы, и все те битвы, в которых мы участвовали с момента нашего прибытия сюда, пришли мне на помощь, и мне удалось увернуться от первого выпада — тогда мне показалось, что лишь чудом. Я даже успел всадить несколько выстрелов в его тушу, но с тем же успехом мог кидаться гнилыми овощами. Лазерные заряды, не причинив никакого вреда, ударились в скрежещущие пластины грубого металла, закрывавшие тело и конечности орочьего полководца, и мне подумалось, что, какой бы грубой ни была несомая им броня, она, на мой взгляд, демонстрировала несомненную эффективность. Тут он принялся за меня вплотную, нанося удары механической клешней, приваренной к его металлическому панцирю.

Лишь увернувшись от нее и выбив ответным ударом фонтан искр из его брони, мне удалось полностью осознать то, что видели мои глаза. С содроганием ужаса я понял, что это была силовая броня, подобная той, которую носят наши Астартес или Сороритас, и что вторая механическая рука чудовища представляет собой встроенную пушку с дулом, как показалось моему застланному паникой взгляду, таких размеров, что я мог бы просунуть в него голову.[108]

Если бы Корбулу хватило мозгов выстрелить в меня из этого орудия, то, несомненно, все было бы кончено за считаные секунды, но, вероятно, он был настолько охвачен яростью и жаждой крови, что подобная мысль не пришла ему в голову. Поэтому я просто продолжал увертываться от его выпадов, бесполезно нанося рубящие удары визжащим о его броню цепным мечом, отчаянно выискивая уязвимое место, в то время как закованный в металл монстр раз за разом бросался на меня с проворством, которое совершенно не соответствовало массивности его тела, щелкая и рубя своей металлической клешней, подобно тираниду-ликтору, и изливая поток хриплых нутряных криков, очевидно бывших угрозами и проклятиями, так что я лишь порадовался, что совершенно не говорю на орочьем.

— Юрген! — выкрикнул я. — Ради Императора, пристрели фраггера!

Не то чтобы у моего помощника было много шансов причинить твари значительный вред, но, возможно, я мог бы воспользоваться хоть небольшим его замешательством, дабы найти брешь в его броне либо путь к бегству.

— Не могу, сэр. — Юрген держал нас обоих на мушке, и я был уверен в своей способности заставить Корбула развернуться так, чтобы он оказался между нами, чтобы мой помощник мог сделать чистый выстрел, но что-то в тоне его ответа не дало мне повторить приказ. Конечно же, сделай я это, мой помощник выполнил бы распоряжение, но он знал повадки этих зверей и по какой-то причине посчитал это плохим решением… — Остальные бросятся на нас, если я так сделаю.

Только в этот момент ко мне пришло осознание того факта, что приближенные военного вождя орков держатся поодаль, наблюдая за битвой, подобно зрителям подпольного боя на арене в нижних уровнях улья, вместо того чтобы наброситься на меня сообща, как я ожидал бы от их породы. Очевидно, они не хотели вмешиваться, хотя даже ради собственного спасения я не мог придумать почему бы.[109]

Впрочем, тогда этот вопрос меня не слишком занимал — имело значение только желание победить соперника и убраться к дьяволам оттуда, пока нашей аудитории не наскучило щелкать орешки, наблюдая, вместо того чтобы самим приложить руки к стычке.

Единственной частью тела моего оппонента, не защищенной броней, как я мог видеть, была морда, так что мне оставалось лишь рубануть, целясь в нее, направляя основную мощь удара прямо меж налитых кровью маленьких глазок и лишь в последний возможный момент меняя положение лезвия так, чтобы попасть в то самое уязвимое место прямо над переносицей, которое показывал мне Юрген. Но, как ни стремителен был удар, Корбул оказался быстрее. С нечеловеческой силой и скоростью, дополнительно увеличенными энергетической броней, которую зеленокожий нес на себе, он легко остановил мой визжащий клинок своей клешней, завывающе расхохотавшись, когда искры от крутящихся адамантовых зубьев, встретившихся со сплавом его брони, дождем рассыпались вокруг нас.

Несмотря на то что я прилагал все силы, до последней капли напрягая руку, он начал медленно отжимать мой же меч ко мне. Я дернулся, будто бы рефлекторно увертываясь, и он надавил еще сильнее всем своим весом, наслаждаясь этой садистской игрой, — таким уж полным ненависти дерьмососом[110]он был.

Его морда приблизилась к моему лицу, когда он придвинулся ближе, и зловонное дыхание заставило меня поперхнуться, а вид слюны, потекшей из углов его пасти, когда он зашелся радостным хохотом, вызвал острый приступ тошноты. Его сородичи подхватили смех, хотя было ли это из честной радости или из вызванного чувством собственного сохранения лизоблюдства, я не мог с точностью сказать.[111]

— Ну давай! Взгляни хорошенько! — подбодрил я врага, внезапно расслабляя руку, оборачиваясь вокруг оси и таким образом уходя от опускающегося лезвия, как изначально и задумывал.

Другой рукой я вогнал дуло лазерного пистолета так глубоко в его глазницу, как только мог, забрызгав себя кровью и гноем.

Корбул взвыл от ярости и боли, но прежде, чем он смог как-то отреагировать, я несколько раз нажал на спусковой крючок. Лазерные заряды разорвали мозг, сколько бы его там ни было, и ударились о толстый металл, призванный защищать затылок орка, весьма качественно превратив содержимое его черепа в пюре. Не желая быть задавленным насмерть прямо на месте своей победы, я отпрыгнул в сторону, и едва ли не четверть тонны мяса и металлолома повалилась на землю передо мной с задумчивой неотвратимостью горной лавины.