– К сожалению, я не изобретатель, а всего лишь радист.

– И вы можете транслировать сигналы по любому из этих каналов, переключившись на передачу?

– Да, голосом или с помощью азбуки Морзе. Ну, разумеется, в рамках этой операции мы используем только второй вариант.

– Долго вам пришлось учиться на радиста?

– Не очень. Азбуку Морзе выучить просто, а вот чтобы стать радистом на судне, нужно разбираться в аппаратуре, уметь ее чинить. – Он понизил голос. – А для работы на КГБ нужно окончить школу шпионов.

Он засмеялся. Суза вторила ему, думая про себя: ну давай же, Тюрин, отзовись!

Ее желание сбылось – одна из раций начала передачу.

– Это Тюрин, – сказал Александр, записывая. – Позовите Ростова, пожалуйста.

Суза неохотно покинула мостик: ей хотелось узнать, о чем сообщение. Она поспешила в столовую, надеясь, что Ростов пьет свой кофе, но там было пусто. Отыскав его каюту, она постучала в дверь.

Ей что-то ответили на русском. Сочтя это за разрешение, Суза открыла дверь.

Ростов стоял посреди каюты в одних трусах, умываясь из тазика.

– Тюрин на связи, – сообщила она и повернулась, собираясь уходить.

– Суза!

Она обернулась.

– А что бы вы сказали, если бы я застал вас в нижнем белье?

– Я бы сказала – пошел вон, – ответила она.

– Подождите снаружи.

«Ну вот, я все испортила», – с горечью подумала она, закрывая дверь.

Когда Ростов вышел, она сказала:

– Извините.

Он натянуто улыбнулся.

– Я вел себя непрофессионально. Идем.

Она последовала за ним в радиорубку, которая против обыкновения располагалась в каюте капитана сразу под мостиком. Как объяснил ей Александр, в обычной радиорубке нет места для дополнительного оборудования. Суза догадалась, что таким образом агенты КГБ убивают двух зайцев, изолируя радиостанцию от остальных членов экипажа.

Тем временем Александр расшифровал сообщение Тюрина и передал Ростову. Тот прочитал его по-английски:

– «Израильтяне захватили «Копарелли». «Стромберг» держится рядом. Дикштейн жив».

У Сузы подкосились ноги, и ей пришлось сесть.

Слава богу, никто не заметил. Ростов диктовал ответ Тюрину:

– «Будем атаковать завтра в шесть утра».

Облегчение тут же схлынуло, уступив место отчаянию.

Господи, что же делать?

Нат Дикштейн стоял молча, надев чью-то бескозырку, пока капитан «Стромберга» читал заупокойную службу по погибшим, стараясь перекричать шум ветра, дождя и моря. Одно за другим тела, обернутые в парусину, бросали за борт, в черную воду: Аббас, Шарретт, Поруш, Гиболи, Бадер, Ремец и Жаботинский – семеро из двенадцати. Уран обошелся очень дорого.

Чуть ранее состоялись еще одни похороны: Дикштейн разрешил четверым фидаям, оставшимся в живых (трое раненых, один потерял голову от страха и спрятался) похоронить своих. Погребение заняло гораздо больше времени: за борт отправились двадцать пять покойников. Ускоренная церемония прошла под пристальным наблюдением – и под дулами автоматов – трех оставшихся израильтян. Они понимали, что воинская честь обязывает их быть милосердными с врагом, но удовольствия им это не доставляло.

Тем временем капитан «Стромберга» перенес на борт все судовые документы. Команда сборщиков и плотников, взятая на борт на случай, если придется подгонять «Копарелли» под «Стромберг», занялась ремонтом судна, восстанавливая полученные в бою повреждения. Дикштейн велел сосредоточить усилия на видимой части судна – остальное подождет до высадки в порту. Они заделывали дыры, ремонтировали мебель, вставляли стекла и меняли фурнитуру, снятую с приговоренного «Стромберга». Спустившись по веревочному трапу, маляр закрасил название «Копарелли» и заменил его трафаретными буквами С-Т-Р-О-М-Б-Е-Р-Г. Закончив, он принялся за переборки и прочие деревянные части палубы. Все спасательные шлюпки за полной непригодностью порубили и выбросили за борт, а на их место перенесли такие же со «Стромберга». В двигатель под руководством Коха установили новый масляный насос.

Работу прервали ради похоронной церемонии, как только она закончилась, возобновили снова. К вечеру двигатель ожил. Дикштейн стоял на мостике с капитаном, дожидаясь поднятия якоря. Экипаж «Стромберга» быстро освоился на новом судне, не отличавшемся от прежнего. Капитан проложил курс и скомандовал:

– Полный вперед!

Ну вот, подумал Дикштейн, осталось совсем немного. «Копарелли» исчез, превратившись в «Стромберг» – судно, принадлежавшее «Сэвильской судоходной компании». Израиль получит свой уран, и никто ничего не узнает. Он позаботился обо всех звеньях цепочки, кроме фактического владельца урана. Педлер – единственный человек, способный разрушить всю схему, проявив излишнее любопытство или неприязнь. Сейчас его как раз обрабатывает Папагопулос. Дикштейн мысленно пожелал тому удачи.

– Отошли на безопасное расстояние, – сказал капитан.

Инженер-взрывотехник потянул на себя рычаг портативного детонатора, и все обернулись на покинутый «Стромберг», маячивший в миле от них. Раздался приглушенный взрыв, похожий на раскат грома. Судно просело в средней части. Загорелись топливные баки, и ненастный вечер озарил столб пламени до самого неба. Глядя на разрушения столь крупного масштаба, Дикштейн ощутил одновременно душевный подъем и слабое беспокойство. «Стромберг» начал тонуть – сперва медленно, затем все быстрее. Вот ушла под воду корма, через несколько секунд за ней последовал нос. Еще мгновение над водой торчала труба, похожая на руку утопающего… Вскоре все было кончено.

Дикштейн отвернулся.

Тут он услышал какой-то шум. Они с капитаном подошли к краю мостика и выглянули.

Внизу, на палубе, бурно ликовала команда.

Франц Альбрехт Педлер сидел в своей конторе на окраине Висбадена и озадаченно почесывал седой затылок. Телеграмма от «Анджелуцци э Бьянко», переведенная с итальянского секретаршей, была предельно проста и в тоже время абсолютно непонятна: «ПОЖАЛУЙСТА СООБЩИТЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ О НОВЫХ СРОКАХ ДОСТАВКИ ЖЕЛТОГО КЕКА».

Насколько ему было известно, оговоренные сроки прошли пару дней назад. Видимо, «Анджелуцци э Бьянко» владели какой-то дополнительной информацией. Он телеграфировал перевозчикам: «ПОСТАВКА ЖЕЛТОГО КЕКА ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ?» Уж могли бы проинформировать о задержке не только покупателя, но и его самого! Хотя, может, телеграммы разминулись? Еще во время войны Педлер понял, что с итальянцами лучше дел не иметь. Казалось бы, за это время ситуация должна была исправиться, но вот поди ж ты!

Он стоял у окна, наблюдая за тем, как вечер окутывает фабричные домики. И на кой черт ему понадобился этот уран? Подписанный контракт с израильской армией обеспечит его компанию работой на всю оставшуюся жизнь: спекулировать больше нет нужды.