Теперь, когда устройство «Томи» видит, где оно находится, и понимает, что с ним произошло, его мычание больше до вас не доносится. Он сменил регистр страха в квадрате, отныне абсолютный ужас слышится в еле слышном отзвуке беспомощного плача, в приступах отчаяния, перемежаемых детскими рыданиями и призывами к матери, которую он никогда по-настоящему не любил и которую с трудом может вспомнить.

Хотите узнать правду? Настоящую?

Ну, так знайте, что наш гость слышит эти разнообразные шумы, исходящие из его горла, не лучше, чем вы, и даже, без сомнения, гораздо хуже, поскольку мой микрофон явно превосходит качеством его естественные слуховые каналы.

Вот она – красота техники, появляющаяся тогда, когда такой виртуоз, как я, создает с ее помощью истинную форму абсолютного искусства.

Гроб прозрачен, но для того, чтобы его обитатель мог лучше «видеть» подземную темноту, в которую он помещен.

Это то, что касается зрения, но существует еще одно чувство, которым мне нужно заняться: поликарбонат обшит специальным покрытием, делающим из ящика конструкцию ахолическую, то есть впитывающую звуки, как губка впитывает воду.

Его собственные вопли едва доходят до его ушей.

Он еще более одинок, чем это возможно на Земле, поскольку он – не на ней.

Но теперь он знает, что они, он и его изображение, находятся уже где-то в Небытии.

И скоро он поймет заключенный в этом смысл.

Перейдем теперь к другой машине. Освещающей машине. Вы очень быстро поймете, до какой степени в каждой своей детали она является противоположностью предыдущей машины.

Из всей этой машины можно увидеть лишь чистую электрическую монохромность, стену света инфернальной белизны.

Действительно ли это та же самая машина?

Что же, я создал ловушку, в которой темнота сменяется ярким светом?

Посмотрим… а зачем тогда телевизионный экран и мелкие механизмы, которые вы едва успели заметить в ящике?

Нет, моя двойственность – всегда повторение предыдущего: в этой машине – два человека. Но в действительности они образуют одно целое. В то время как в первой машине человек один, но он двойственен.

Не впадайте в панику, я вам объясню. У вас будет время через несколько минут получить опыт страха в квадрате, поверьте мне.

Нет никаких пределов моему разуму, разделяющему для того, чтобы лучше соединить. Нет никаких пределов моему таланту перевертывания любого смысла: вы увидите, как одинокий человек станет двойственным в машине, логически тяготеющей к темноте, и как два индивидуума составят в конце концов единое целое, одну машину, одно устройство, находящееся внутри того, что логически тяготеет к освещению.

Со мной реверсии бесконечны. Главное, не забывайте об этом, чтобы не пропустить самое интересное.

С одной стороны, человек, закрытый в прозрачном ящике и зарытый под землю, где он может видеть свое электронное изображение на видеомониторе и не может слышать голоса, вырывающегося из своего горла. В его распоряжении находятся многочисленные системы, инструкция к которым, с объяснением их применения, сразу появилась на экране и постоянно повторяется снова и снова для того, чтобы центральное устройство с гарантией успело все как следует прочитать, все как следует усвоить, а главное, ничего не забыть. Я – сторонник fair-play[88].

Мир – праздник! Жизнь – игра!

Наше устройство «Томи» отныне несет за это полную ответственность, оно – светоч всех ваших «истин», тех, что вы с таким размахом покупаете на свалке металлолома моего Брата.

Устройство должно проникнуться мыслью, что у него нет ни одного шанса выбраться из ящика, но при этом с помощью разных способов, часто парадоксальных, оно может оставаться в живых, по крайней мере некоторое время. Но ведь вся жизнь – это, в любом случае, некоторый отрезок времени, не так ли?

Устройство «Ольга» было свободным, свободным в выборе одного из двух вариантов, каждый из которых вел прямо к смерти, и в том, и в другом случае – к смерти долгой и ужасной, это ясно без слов.

Устройство «Томи» тоже свободно в своем ящике, но предлагаемый ему выбор заключается не в двух вариантах смерти, поскольку вариант смерти здесь один, а в разнообразии способов выживать там, где жизнь больше не имеет никакого смысла. Там, где жизнь гораздо хуже смерти, там, где жизнь является смертью, находящейся в самой сердцевине жизни.

Хорошо. Теперь, как я вам и рекомендовал, обратим некоторое внимание на машину-свет: мы явственно слышим несинхронное дыхание двух человек, мы видим только белый свет, словно исходящий от поверхности раскаленного металлического листа, но при этом здесь можно все очень отчетливо рассмотреть, может быть, даже… слишком отчетливо?

Здесь, несомненно, находятся два человека. Но где? Где это «здесь»? За стеной света?

Тайна так же непроницаема, как и тень, окружающая экран машины-темноты.

Приготовьтесь войти в машины, делающие из жизни заменитель смерти, двумя совершенно противоположными способами, но с одинаковым результатом – успешной вершиной моих ужасающих диалектических построений.

Мы перейдем из тени в свет, друзья-читатели, правда сменив одну ловушку на другую. Другими словами, на этот раз вы будете в какой-то степени в центре опыта, вы будете переходить из тени в свет и обратно. Для каждой из машин ее состояние неизменно. Отныне ваш мозг, турист по местам ужасов, будет метаться между двух полюсов.

Первый полюс: свет. Попробуем отодвинуться на некоторое расстояние. Вот мы начинаем различать реальность вещей.

Стена. Стена из неоновых трубок, каждая в тысячу ватт. Это промышленный прожектор, прочный, с гарантией.

Стена состоит из десятков и десятков трубок. Она не только светит, можно сказать, что она греет.

Восхититесь совершенной геометрической композицией неоновой стены. Я прошу вас, позвольте вашему эстетическому чувству направить вас на восприятие приводимых мною в действие феноменов: существует ли на свете более чистая форма, чем это трубчатое скопление убийственных фотонов?

И если объектив продолжает движение, начинаешь отдавать себе отчет в том, что стена света находится здесь не для чего-то или кого-то. У нее есть четкая цель и совершенно определенная функция. Она связана с человеческой единичностью. Она вырабатывает свет так же, как какая-нибудь такая же единичная машина. Натура машины?

Здесь также очень важен технический аспект: мне достаточно перейти на второе оптическое волокно, смотрящее в другую сторону, направляющее свой объектив не на источник света, а на то, что он освещает. Это микрокамера военного производства, она способна выследить цель в диапазоне световой выдержки, близкой к вспышке ядерной бомбы. Их надо было бы распределять в массовом порядке среди японцев где-нибудь шестого мая 1945 года, чтобы они сделали свои последние семейные фотографии. И вспышка им бы не понадобилась.