населения жила на шумных улицах растущих городов и поселков, способность коммуникационных технологий мысленно освобождать от гнета компании приветствовалась. Из всех способов одиночества, описанных в этой его истории, наиболее распространенной была, пожалуй, заместительная форма. От отцов-пустынников до Робинзона Крузо, поэтов-романтиков, Франкенштейна, историй об одиночных путешествиях, рассказов о разных видах тихого отдыха в печати, а затем и в новых медиа, руководств по одиночному досугу, текстов о возрожденном монашестве и публикаций о «разуме, теле и духе», доля населения, наслаждавшегося уединением в своих удобных креслах, намного превышает долю тех, кто на самом деле испытал его, особенно в экстремальных формах.

Цифровые данные и повествования в их наиболее креативной форме еще больше расширили возможности сетевого уединения для абстрагированных пользователей – то есть ухода из непосредственного окружения для взаимодействия с далекими людьми и альтернативными мирами. Однако растущее использование интернета вызвало две острые проблемы. Во-первых, с ростом осведомленности о возможностях цифровых медиа в плане слежки за пользователями функция уединения как последнего прибежища личной независимости была противопоставлена использованию коммуникационных систем для увеличения его досягаемости. Вместо того чтобы обогащать эту сферу, смартфон, подключенный к поисковым системам и социальным сетям, может, наоборот, полностью ее истощить. Внедряемые сегодня технологии распознавания лиц грозят упразднением самого понятия уединения. Больше не будет пространства, в котором люди смогут разговаривать сами с собой, не будучи увиденными или подслушанными корпорациями или государством.

Во-вторых, погружение во вселенную интернета возрождает опасение Циммермана, что существуют такие формы ухода от общества, которые являют собой одностороннее путешествие. Так, высказываются сомнения относительно влияния цифровой коммуникации на необходимый баланс между одиночеством и социальностью. Утверждается, что онлайн-вселенная запирает пользователя в таком месте, где не может быть ни истинного уединения, ни эффективных межличностных отношений[1108]. Использование таких терминов, как «одержимость» и «зависимость», особенно по отношению к юным интернет-пользователям, указывает на опасение, что навыки непосредственного, личного общения утрачиваются[1109]. У тех, кто отдает мессенджерам по целому дню в неделю, не будет ни времени, ни возможности поговорить друг с другом. По мнению Шерри Тёркл, последствия здесь взаимно разрушительны. Часы, проведенные в Сети, мешают развитию чувства внутреннего «я», необходимого для эффективных личных отношений, а ослабление устного общения, в свою очередь, препятствует формированию более полноценной идентичности. «Уединение, – пишет Тёркл, – укрепляет чувство собственного „я“, а вместе с ним и способность к эмпатии. Далее, разговор с другими людьми дает богатый материал для самоанализа. Как в одиночку мы готовимся к совместной беседе, так же и вместе мы учимся более продуктивному уединению»[1110].

Есть в этом анализе кое-какие проблемы, связанные с исторической перспективой. В частности, нам не хватает систематических знаний о масштабах непосредственного взаимодействия в обществах прошлого. Так, на протяжении XIX и большей части XX века домохозяйки, как мы видели, часто проводили долгие часы в вынужденной изоляции, не общаясь ни с кем кроме маленьких детей или слуг, а темы разговоров с последними были ограничены их социальными отношениями. Вернувшимся мужьям могло не хватать интереса или сил, чтобы обсудить прошедший день, или же они предпочитали выговориться в компании приятелей, встретившись с ними в клубе или трактире. Если последующий рост «товарищеских браков» и увеличил возможности социального обмена, то одновременное распространение таких явлений, как отдельные спальни для детей-подростков или приватные пространства в доме для занятий взрослых, создавало дополнительные препятствия для случайных разговоров. Кроме того, новые островки молчания в домашних пространствах создал и стремительный рост (начиная с 1945 года) числа домохозяйств, состоящих из одного человека. Вопрос о том, существовал ли в позднем модерне такой момент, когда был достигнут и пройден пик общения, требует дальнейшего изучения.

Результатом дискуссий стало повышенное внимание к более старым категориям ухода от общества. Если у одиночного и общительного поведения есть общий враг, то есть у них и общее средство обороны. В обоих случаях здоровая практика заключается в том, чтобы уметь прожить с выключенными мобильником и ноутбуком. Физическое уединение вновь обретает еще большую привлекательность потому, что его сетевая и абстрагированная формы находятся под угрозой из-за чрезмерной зависимости от цифрового общения. Лучший способ избежать слежки – отключиться от сетей и оказаться вне поля зрения камер. Но проблема в том, что в начале XXI века многие практики, связанные с физическим уходом из компании других людей, навсегда утратили свое великолепие.

Одинокую прогулку по безлюдной сельской местности, которая была одной из главных тем этого исследования, не так уж легко пережить и оценить в наше время. Последним великим литературным пешим путешествием в Британии ХХ века была прогулка В. Г. Зебальда по побережью Саффолка, вниз от Лоустофта. «Кольца Сатурна» – это размышление о закате общин, семей и империй. Самое пространное описание места в этой книге – рассказ о Данвиче, в Средние века смытом с лица земли. Постоянная тема романа – загрязнение суши и моря. «Тысячи тонн ртути, кадмия и свинца, горы удобрений и пестицидов год за годом выносятся реками и течениями в Северное море, – пишет Зебальд. – Большая часть тяжелых металлов и прочих токсичных субстанций оседает на мелях Доггер-банки, и треть рыбной популяции появляется теперь на свет со странными уродствами и заболеваниями»[1111]. Сельскохозяйственные земли, механизированные и почти полностью обезлюдевшие, утешения не приносят. В конце книги Зебальд поворачивает из Орфорда вглубь страны:

Я прошагал пешком примерно четыре часа и не увидел вокруг ничего, кроме уже почти скошенных полей до самого горизонта; кроме неба, затянутого глубокими тучами, и крестьянских дворов на расстоянии одной-двух миль друг от друга, окруженных небольшими купами деревьев. Лишь один грузовик попался мне навстречу, пока я топал по этой (как бы бесконечной) прямой. И я не знал тогда, как не знаю и теперь, был ли мой героический марш-бросок благодеянием для меня или мукой[1112].

Такие путешествия всегда требовали от странника способности сделать невидимыми тех, кто работал на земле, через которую лежал его путь. Теперь же пустота полей – мера не свободного пространства, а неостановимого замещения людей машинами.

Между тем, непоправимо скомпрометировано исследование экстремальной природы, которое долгое время было предметом массового увлечения и литературного прославления. Ни один из искателей приключений начала XXI века не полагает, будто путешествует в поисках первобытного рая. В лучшем случае они используют публичное освещение, какого только могут добиться, чтобы привлечь внимание к проблемам загрязнения окружающей среды и глобального потепления, которые не так заметны в городских обществах. Недавним вкладом в этот жанр литературы путешествий стала книга Дэна Ричардса «Форпост: путешествие на дикий край земли», которую открывает цитата из Джека Керуака: «Никому не следует проживать жизнь,