Камаль сидел в кресле, подавшись вперед; он поглаживал бороду и с интересом следил за тем, как его люди готовят Настю к наказанию. Время от времени он распоряжался насчет того, что делать дальше, и пираты исполняли его приказы. В лившемся с потолка свете тело Насти касалось белым и гладким, но мускулистым. Волосы на голове спутались, губы распухли, один глаз наполовину заплыл от удара Камаля. По сравнению с окружающими мужчинами Настя казалась очень юной и уязвимой. Мужчины смеялись и шутили, возбужденные ее наготой. Тот, что разрезал комбинезон, схватил Настю за грудь, сжал сосок и потянул, натянув кожу до предела. Остальные захохотали и по очереди принялись играть ее грудями и щипать их. Они весело кричали, глядя, как девушка покорно лежит в руках двоих удерживающих ее. Ее мучители подражали друг другу, стараясь перещеголять остальных. Один сдавил ее сосок грязными ногтями и ущипнул так сильно, что из раны выступила капля крови. К радости товарищей, он слизал кровь с пальцев. Потом другой протянул руку к ее лобковым волосам и ухватил золотистый завиток. Резко дернув, он вырвал его и понюхал, точно букет. Потом передал другим, позволяя насладиться каждому. Настя не шевелилась и не издавала ни звука.

— Она умеет так, — прошептал Пэдди. — Самогипноз. Отсекает боль.

— Это ужасно, — сказала Хейзел. — Я на такое вовсе не соглашалась. Во всем виновата я.

— Нет, — вмешался Гектор. — Ты не виновата. Винить нужно Камаля и Адама. Но скоро мы с ними рассчитаемся.

По резкому приказу Камаля мужчины, собравшиеся вокруг Насти, отступили. Камаль наклонился вперед и предъявил ей раненую руку.

— Слушай, христианская шлюха. Я накажу тебя за рану, которую ты мне нанесла. Каждый из моих людей надругается над твоим грязным телом и наполнит его доброй мусульманской спермой. Ты истечешь кровью, шлюха. Ты будешь молить меня о милости, грязная свинья.

Настя не смотрела на него. Она смотрела куда-то вдаль, и лицо у нее было спокойным и отстраненным.

— Она готовится действовать, — еле слышно сказал Пэдди.

На экране видно было, что спокойствие Насти раздражает и сердит Камаля. Он повернулся к своим людям.

— Кто первый оседлает эту кобылу? — крикнул он.

— Байас, лев! — закричали все. — Байас с могучей палкой. Он первым оседлал дочь шлюхи в Оазисе. Он первым должен вспахать и мать-шлюху.

Байаса вытолкнули вперед. Он усмехнулся, расстегнул шаровары и продемонстрировал свой величественный член. Начал тянуть и массировать его, и тот вытянулся во всю длину и разбух.

— Держите суку, — приказал он окружающим. — Она обезумеет от похоти, когда почувствует, как эта штука входит в нее. Раздвиньте ей ноги.

Мужчины по обе стороны стола ухватились за Настины бедра и грубо развели их. Байас встал между ними. Он плюнул на ладонь и увлажнил головку пениса слюной.

— Я должна прекратить это! — выпалила Хейзел. — Надо вытащить ее оттуда.

— Подожди. Нельзя прекращать войну после первой жертвы, — сказал Гектор.

— Настя не солдат, — рассердилась Хейзел.

— О нет, солдат, — возразил Пэдди. — Она не простила бы вам, если бы вы вытащили ее оттуда. Именно к таким обстоятельствам она готовилась. Это ее работа. Ее профессия. Понаблюдайте за ней!

Он показал на экран. Байас, лев, изменил положение ног, изготовился, собираясь сделать первый толчок. Внезапно гибкое тело Насти сложилось вдвое под ним. Настя вырвалась из рук двух арабов, державших ее за лодыжки. Ее ноги без видимого усилия грациозно согнулись, прижались к плечам, потом двинулись вперед с такой силой, что словно расплывались в движении. Голые Настины пятки ударили в основание члена Байаса. В микрофонах ясно послышался хруст сломанной лобковой кости. Таз раскололся надвое в районе соединительного хряща. На разбухший пенис, внезапно зажатый между пятками Насти и разбитой тазовой костью, пришлась вся сила удара, и пещеристые тела разорвались. Байас отлетел к переборке, и из его члена струей ударило не семя, а кровь. Он завыл, ноги под ним подогнулись, он осел у переборки, а потом упал, сжимая поврежденный орган.

Настя снова сложилась вдвое, но на сей раз обвила ногами шеи державших ее мужчин. Используя инерцию движения и силу длинных спортивных ног, Настя швырнула мужчин черед каюту, словно камни из катапульты. Они тоже врезались в переборку. Один ударился головой, и его череп раскололся. Второй сумел вытянуть руку, защищая лицо, но удар пришелся на локоть, и сустав разлетелся. Человек со стоном перевернулся и завопил, моля Аллаха о милости.

Настя снова сложилась и, обретя полное равновесие, встала на ноги. Она наклонилась к мертвецу, по-прежнему связанными руками вытащила у него из-за пояса кинжал и повернулась к остальным охранникам. Первого она ударила кинжалом в живот, и, когда тот скрючился, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности, ударила его по основанию черепа рукоятью из серебра и носорожьего рога. Побуждаемый гневным ревом Камаля, еще один охранник попытался подойти к ней сзади. Настя даже не обернулась; она не глядя лягнула, попав ногой в подбородок; голову араба откинуло с такой силой, что шейные позвонки хрустнули, раскололись и человек упал на пол, как сброшенная рубашка. Его товарищи теснились в дверях, стараясь поскорей выйти.

Держа кинжал в связанных руках, Настя перескочила через первый труп и бросилась к Камалю. Тот увидел ее приближение, вскочил с кресла, повернулся и побежал. Он выбрался из дверей последним. Когда он добежал до двери, Настя кинжалом распорола его облегающий костюм и вонзила острие в ягодицу. С новым воплем гнева и боли Камаль бросился в открытую дверь, и один из его людей захлопнул ее за ним. Настя задвинула засов, вернулась в салон, изящно переступила через трупы и села на угол стола. Зажав лезвие кинжала в зубах, она завела острие под узел и, резко рванув вверх связанные запястья, разрезала нейлоновый шнур. Когда путы упали, она помассировала рубцы на запястьях, встала и подошла туда, где, как она знала, была расположена камера. Она стояла, не стыдясь своей наготы, и смотрела на наблюдателей в ситуационном центре. Лицо у нее было спокойное и непроницаемое. Потом Настя подмигнула и улыбнулась. Улыбка была ангельской и безмятежной, словно девушка не имела никакого отношения к трупам, разбросанным по каюте как цветы, срезанные обезумевшим садовником.

Возле мониторов все сидели молча. Наконец Хейзел обрела дар речи.

— Что она делает? — спросила она, когда Настя подсела к панели кондиционера на переборке у двери.

— Как можно больше снижает температуру, — объяснил Пэдди.

— Зачем? — удивилась Хейзел.

— Она очень чистоплотна, — одобрительно сказал Пэдди. — Наверно, не хочет, чтобы трупы завоняли: ведь ей придется делить с ними каюту.

— А я-то едва не получила нервный срыв, переживая за ее безопасность, — рассмеялась Хейзел, почти истерически от облегчения. — Она совершенно уникальна!

— Правда, настоящее совершенство? — согласился Пэдди. — Я не был уверен, но после этого небольшого представления решил просить ее руки и сердца.