Свет приглушили, и вдруг появилась Айрис, еще более, чем в жизни, поражавшая внушительными размерами. Нахмурившись, она смотрела в камеру, заторможенная, сбитая с толку и явно находясь под воздействием лекарств. Показания отредактировали и смонтировали заново, удалив все, что внушало сомнения, а также перепалки между юристами. Легко справившись с основными вопросами, Айрис заговорила о Перси. О его роли отца, о его карьере, привычках и его смерти. Приложения тоже были использованы и выведены на экран: фотографии Айрис и Перси, плескавшихся в воде с маленьким Клинтом; при этом оба родителя уже выглядели невероятно полными. Еще одна фотография Перси на барбекю с друзьями в преддверии поглощения братвурста[31]и гамбургеров 4 июля. Еще на одном снимке он восседал в кресле-качалке с рыжим котом на коленях. Похоже, кресло-качалка было его единственной физической нагрузкой. Вскоре все изображения слились в одно, создав точный образ Перси, но отнюдь не приятный. Он был очень крупным человеком, слишком много ел, никогда не напрягался, отличался неряшливостью и рано умер по совершенно очевидным причинам. Временами Айрис вела себя слишком эмоционально. Иногда говорила почти бессвязно. Эта запись не вызывала к ней никакого сочувствия. Но, как хорошо знали судебные юристы Айрис, лучше было просмотреть запись, чем пригласить ее в зал суда. В смонтированном варианте видео длилось восемьдесят семь минут, и все в зале вздохнули с облегчением, когда оно закончилось.

Когда включили свет, судья Сирайт объявил, что настало время для ленча и они соберутся снова в два часа. Не говоря ни слова, Уолли растворился в толпе. Они с Дэвидом собирались быстро перекусить в здании и обдумать стратегию, но через пятнадцать минут Дэвид отказался от этой затеи и решил поесть один в кафе на втором этаже здания.

Оскара выписали из больницы, и теперь он восстанавливал силы в квартире Уолли. Рошель проверяла, как у него дела, дважды в день. Ни жена, ни дочь Оскара так и не объявлялись. Дэвид позвонил ему, вкратце рассказал о начале суда и немного приободрил. Оскар сделал вид, что ему это интересно, но по голосу было ясно: он счастлив, что находится в другом месте.

В два часа в зале суда воцарился порядок. Вот-вот должна была пролиться кровь, но Уолли казался необычайно спокойным.

— Вызовите своего следующего свидетеля, — произнес судья, и Уолли потянулся к блокноту.

— Это будет отвратительно, — прошептал он, и Дэвид почуял запах пива, которое выпил партнер.

Доктора Игоря Борзова провели на свидетельскую трибуну, куда судебный пристав положил Библию, чтобы он поклялся на ней. Борзов посмотрел на Библию и покачал головой, отказавшись к ней прикасаться. Судья Сирайт поинтересовался, в чем проблема, и Борзов сказал, что он атеист.

— Никакой Библии, — заявил он. — Я в это не верю.

Дэвид с ужасом наблюдал за происходящим. Давай же, ты, шарлатан, за 75 000 долларов мог бы и подыграть. После неловкой паузы судья Сирайт попросил пристава оставить Библию. Борзов поднял правую руку и поклялся говорить правду, но к тому моменту присяжные уже перестали его понимать.

Следуя тщательно выверенному сценарию, Уолли провел ритуал определения квалификации эксперта. Образование — медицинское училище и институт в Москве. Интернатура — последипломная практика в отделении кардиологии в Киеве, пара больниц в Москве. Опыт работы — недолгая служба в муниципальной больнице в Фарго, Северная Дакота, и частная практика в Торонто и Нэшвилле. Накануне вечером Уолли и Дэвид долго репетировали с Борзовым его выступление, умоляя его говорить медленно и четко. В приватной обстановке их офиса Борзова можно было понять. Но в центре битком набитого зала суда Борзов забыл все их просьбы и быстро отвечал на вопросы. Из-за акцента его речь едва походила на английскую. Секретарь судебного заседания дважды просила сделать паузу, чтобы уточнить сказанное.

Секретари судебных заседаний известны способностью разбирать почти невнятное бормотание, речевые дефекты, акценты, сленг, технические термины. То, что эта секретарь не могла понять Борзова, было ужасно. Когда она перебила Борзова в третий раз, судья Сирайт сказал:

— Я тоже не могу его понять. У вас есть переводчик, мистер Фигг?

Спасибо, господин судья. Некоторых присяжных повеселил этот вопрос.

Уолли и Дэвид действительно обсуждали вопрос о том, не пригласить ли переводчика с русского, но эта дискуссия осталась частью более обширного плана. План же состоял в том, чтобы забыть о Борзове, об экспертах вообще, забыть обо всех свидетелях и просто не прийти на процесс.

Задав еще пару вопросов, Уолли заявил:

— Мы считаем, что доктор Игорь Борзов может выступать экспертом-свидетелем в сфере кардиологии.

Судья Сирайт бросил взгляд на стол защиты:

— Миз Керрос?

Она встала и со зловещей улыбкой ответила:

— Возражений нет.

«Другими словами, мы отмотаем ему столько веревки, сколько надо».

Уолли спросил доктора Борзова, изучал ли он историю болезни Перси Клопека. Он ответил явным «да». В течение получаса они обсуждали тягостную историю болезни Перси, потом начали занудный процесс привлечения записей из истории болезни в качестве доказательств. На это ушли бы часы, если бы не удивительная покладистость защиты. Миз Керрос могла бы возразить против предоставления массы материала, но она хотела, чтобы присяжные видели все. К тому времени как папку толщиной в четыре дюйма предоставили в качестве доказательства, некоторые из них уже с трудом следили за происходящим.

Дачу показаний существенно облегчило появление огромной схемы человеческого сердца. Ее вывели на большой экран, и доктора Борзова попросили разъяснить ее присяжным. Расхаживая туда-сюда перед экраном и пользуясь указкой, он вполне сносно описал клапаны, камеры и артерии. Когда Борзов говорил что-то, не понятное никому, Уолли весьма кстати повторял его слова для других. Уолли знал, что этот этап дачи показаний пройдет легче всего, поэтому не спешил. Добрый доктор, похоже, знал свое дело, но и любой второкурсник медицинского университета разбирался в этом материале. Когда ознакомление со схемой было окончено, Борзов вернулся на свидетельскую трибуну.

За два месяца до смерти, наступившей во сне, Перси прошел ежегодный осмотр, включая ЭКГ и эхокардиографическое исследование, благодаря чему доктор Борзов получил материалы для выступления. Уолли передал ему эхокардиограмму, и следующие пятнадцать минут эти двое посвятили обсуждению основ эхокардиографического исследования. В эхокардиограмме Перси отмечалось значительное снижение регургитации крови из левого желудочка.

Дэвид затаил дыхание, когда юрист и свидетель ступили на минное поле технического и медицинского жаргона. Это была катастрофа.

Крейокс якобы повреждал митральный клапан таким образом, что это затрудняло кровоток при сокращении сердца. Пытаясь объяснить это, Борзов использовал термин «фракция изгнания левого желудочка». Когда его попросили растолковать это присяжным, Борзов сказал: