— Это от боли, — буркнул Дебрен, не поднимая глаз. Он еще не начинал вытаскивать древко стрелы из раны, но даже простой осмотр, проводившийся больше прикосновением, чем магией, никак нельзя было считать для пациента приятным.

— Возьми пример с Дебрена, — продолжала Ленда. — До него наконец дошло, что я впустую языком не мелю. И коли говорю, что на мне раны заживают как на собаке, значит, так и есть. Он бывает туп как лапоть, но стоит несколько раз повторить — и поймет… — Петунка молчала, спокойно ожидая, пока Ленда протянет руку. — Черт… Не слышишь? Проснись. Я человек взрослый, не какая-то робкая соплячка. Когда нужда прижмет, сама попрошу. Да и то скорее уж мужика какого-нибудь, а не тебя. Впрочем, пока что у меня есть меч. Размер в самый раз, рукоять с набалдашником, удобная, не поцарапает… — Она внезапно осеклась. — Збрхл! Ты хочешь меня убедить, что такие дурные рожи корчишь из-за деревяшки в ноге? — Дебрен поднял глаза и заметил, что с лицом ротмистра далеко не все в порядке. Он выглядел как человек, всеми силами пытающийся сдержать улыбку. Ленда снова взглянула на трактирщицу. — Лучше займись-ка им. Из нас двоих ему костыль больше нужен. У него прямо-таки течет из штанины. Перестань глупо усмехаться, Збрхл. — Дебрен снова глянул наверх и согласился, что скрытая бородой гримаса и впрямь неожиданно сделалась не очень-то умной. — Ему помоги, сестра, если уж тебе приспичило кому-то костыли подавать.

В комнате было светло, поэтому Дебрен легко заметил внезапный румянец на лице Петунки. И мгновенно все понял, но сделать ничего не успел.

— Девушка… правильно говорит, — раздался слабый голос. Все остолбенели. И как по команде повернулись к стоящему у камелька столу. — Збрхлу… надо бы… больше других, Петунка.

Дебрен был ближе всех, но именно Петунка подскочила первой. К счастью, она не пыталась ничего делать. Даже руки мужа не подняла — только накрыла ее своей.

— Спокойно, Йежин. — Магун сдвинул покрывало с раненого, пробежал взглядом и пальцами по бинтам. В книгах у него было несколько заклинаний, более или менее эффективных при зондировании ран, определении поступления крови из поврежденных органов. Но книги остались во Фрицфурде. К тому же формулы были очень сложными, уходили на десятки уровней, Даже чародеям-медикам порой требовалось полдня, чтобы привести свои органы чувств в соответствующее состояние и заглянуть в глубь тела. — Спокойно. Не болтай. Больно? Очень?

— Нет, — одними глазами улыбнулся раненый.

Збрхл с баклажкой в руке неуверенно подошел к голове Йежина. Ленда застыла в одиночестве у конца стола рядом с укрытыми одеялом ступнями, с которых почему-то никто не снял башмаки. Стол — не кровать, а соседство камелька согревало не очень сильно, но у Дебрена мелькнула мысль, что, если б когти урсолюда не вонзились в тело так глубоко, Петунка наверняка не забыла бы о башмаках. Она была не из тех женщин, к которым мужчина лезет в постель, не сняв туфель. Даже если эта постель — стол в корчме.

— Кровоточит не очень, — буркнул он чуть погодя.

— Но кровоточит. — Это звучало не как вопрос, поэтому он Петунке не ответил. — Ты можешь что-нибудь сделать?

Он глядел на спазматически стискивающиеся пальцы Ленды. Может, на одеяле, может, на скрытых под ним ступнях Йежина. Она не дрожала, но впервые с тех пор, как они вернулись, Дебрен был уверен, что ей холодно. И все-таки она не зашнуровала платье. Вырез был не такой уж глубокий, но что-то ему не нравилось в этих свободно висящих шнурочках.

— Могу попытаться, — сказал он тихо.

— Ну и?.. — Петунка понизила голос. Это не была просьба. Скорее спокойное пожелание.

— Заклинание не сочетается с обезболиванием, — пояснил Дебрен, с трудом заставив себя глянуть ей в глаза. — Первый шок миновал, ему будет больно. Болит все равно, но при сдерживающих блокадах… Без них он может даже сразу… Он ослаб. Мне пришлось бы активировать нервную ткань у выходных отверстий…

— Короче, Дебрен, — есть надежда его спасти?

Дебрен раскрыл рот, начал искать соответствующие слова, потом следующие, потому что те, которые приходили на ум, совершенно невозможно было произнести, глядя в синие глаза Петунки.

— Так… — сказала трактирщица.

Он почувствовал облегчение. И страх, что она прочла это по его лицу.

— Может… — Збрхл с вопросом и просьбой в глазах немного приподнял бутыль. — Солдаты обычно…

По щекам Ленды бежали капли. Огромные. Он подумал, что виною тому сожженные ресницы. Однако руки у нее сожжены не были, она могла бы их поднять, быстро смахнуть слезинки… Но не поднимала. Руки лежали там, где были: на ступнях трактирщика. Словно она чувствовала сквозь одеяло, портянки и башмаки, что они холоднее, чем ее, босые, покрытые снегом.

— Дар… грифона. — Йежин снова улыбался, теперь даже губами. — Но… всего один… раз… А, Петунка? Ты… позволишь? Водка… из самой Дангизы.

У нее были странные глаза. Деловые, когда она посылала магуну вопрошающий взгляд. Теплые, когда передавала ответ вниз, как и он, ограничившись кивком головы. А потом сразу, в долю мгновения, полные слез, не вылившихся на щеки, как у Ленды, только потому, что природа одарила ее исключительно длинными и густыми ресницами.

Она пробормотала что-то насчет кубка и убежала в кухню.

— Йежин, — хрипло проговорила Ленда. Отблески горящих лучин плясали в ее глазах, как по волнующемуся пруду. — Там, во дворе… То, что ты сделал…

— Глупо… не надо… я сам знаю. Но солдат из меня никудышный.

— Ерунда, — фыркнул Збрхл, неловко поправляя кожух, служивший раненому подушкой. — Ты отлично держался. Немного тренировки, и я взял бы тебя в свою роту.

— Отстаньте от него, — фыркнул Дебрен. — Это его утомляет. Збрхл, у тебя… из груди кровь…

Свежую красную струйку на бригантине Збрхла Дебрен заметил только теперь. Чума и мор! Должен был раньше. Ползая по замерзшей земле, ротмистр переломил древки нескольких стрел, которыми его нашпиговали, но ведь их было больше, не только та, единственная, в бедре, и он, Дебрен, должен был о них помнить. И не дать обмануть себя пятнами крови урсолюда на панцире. Те были розовые от снега либо уже немного подсохшие.

Збрхл удивленно глянул вниз.

— А-а-а, ерунда. Всего лишь царапина. У меня уйма дочерей, но я не настолько беден, чтобы в каких-то говенных латах… А вообще-то удивительно, что их из лука пробили. Ты, Йежин, не бойся, сердце цело.

— Сядь. — Магун слегка тронул его, подтолкнул к табурету. — С ноги у тебя тоже течет.

Збрхл ухмыльнулся.

— Только не лезь со своими нежностями! — Он глянул вниз и, не переставая улыбаться, бросил: — Ну как, Йежин?

Дебрен был немного удивлен: трактирщик тоже ухмыльнулся. И даже хохотнул.

— Знаете что, давайте покончим с этим.

— Покончим… Ну да. Мне… конец. — Йежин отметил факт столь ему очевидный, что попытка возражать воспринималась почти как оскорбление. Никто не проговорил ни слова, только Ленда на мгновение отвернулась, задумалась. — И без того дольше… чем я думал. Целые… годы. А с ней… нелегко. Она такая…