Он не просил её одуматься. Он приказывал. Потому что даже сейчас не мог по-другому. Она снова из-за своей слишком доброй души хочет пожертвовать собой. Снова хочет исчезнуть, когда только недавно вновь стала его. Он хотел забрать её себе и больше не отпускать. И никакая Вуаль Бесмары не должна была помешать этому. Только не теперь. Когда она так близко. Когда они столько преодолели. Разве это честно?

Но этот её взгляд… Ева посмотрела на него с такой болью и решительностью, что он просто не понимал, как она может соединять в себе нечто столь противоположное. Как продолжает бояться подобной судьбы, но всё равно готова отдать свою жизнь? Сумасшедшая.

— Ты ведь знаешь, что по-другому я не могу.

Её губы содрогнулись в болезненной улыбке. Ева и сама изнывала не меньше. Она застыла от той горького осознания действительности, и даже маленькое движение отдавалось сейчас жгучей болью. Так долго идти к победе. Так долго доказывать всем вокруг, что ты сильная. Так долго стремиться к нему. И в итоге проиграть, несмотря на все свои старания.

Почему этот мир так жесток с ними?

Для Евы сейчас исчезло всё вокруг. Она забыла, что в этом зале есть кто-то ещё. Наследница смотрела в глаза Райнхарда и понимала, что снова делает ему больно. Ему, самому властителю ада. По своей наивности и глупости она растопила его давно заледеневшее сердце, заставила снова полюбить, а теперь вынуждена вот так просто уйти. Она понимала, что от этой ситуации ему куда больнее, чем ей. Её страх пройдет. Её боль утихнет. А вот он будет вынужден страдать ещё очень долго. Но лучше так, чем ждать, пока Райнхард примет решение сам отдать свою судьбу в руки Бесмары. Пусть без неё, но он будет жить дальше. Это главное.

— Нет. — голос Райнхарда натурально дрожал. — Я не позволю тебе. Слышишь? Не позволю!

— Я должна. Должна спасти людей и… — она нервно поджала губы, сдерживая слезы, что выступили на глазах, — … и тебя.

— Меня?! — он разразился истеричным криком. — Ева, это я должен защищать тебя, слышишь?! Тебя, такую маленькую и хрупкую, но взвалившую на себя всё бремя этого грязного мира. Я! Выброси из головы этот бред. Я ни за что не дам тебе умереть. Ни за что.

Он нервно, бескомпромиссно прижал её к себе, обнимая дрожащими от злобы и скорби руками. Вот бы спрятать в себя эту глупую, слишком добрую девчонку. Запереть у себя под сердцем и больше не давать ей смотреть на этот грязный мир, в котором даже после стольких стараний всё равно приходится упираться в столь жестокую несправедливость.

Она только его.

В бездну всех людей и все три мира.

Без неё он больше не сможет сделать и вдоха.

Хватит.

Она итак слишком долго была где-то далеко.

— Не отпущу. — огненно проскрежетал он, в одно мгновение становясь бессильным ребенком, запертым в теле сильнейшего дьявола, у которого снова пытаются забрать самое ценное. Буквально вырывают часть и без того растерзанной души. Ампутируют без наркоза. И никакая регенерация уже не поможет восстановить сердце, если его вот так просто вырвут.

— Райнхард…

Уткнувшись в его грудь лицом, чувствуя, как дрожат его руки, Ева не выдержала. Будь она хоть трижды самой воинственной и смелой защитницей мира, но сейчас слезы всё равно полились из её больших зеленых глаз, будто она снова та маленькая девочка, которую он пытается оградить от опасности. Вот только сейчас всей дьявольской силы будет уже не достаточно.

Больно.

Как же невероятно больно.

И одновременно так тепло в его судорожных объятиях.

Она хотела бы остаться рядом с ним навечно. Несмотря на все запреты и все тёмные обрывки прошлого. Сейчас это не имело никакого смысла. Сейчас что-то значило лишь то тепло, с которым он прижимал её к себе.

И всё же…

Почему вновь что-то мешает им просто любить друг друга?

— Я не смогу без тебя. — отчетливо прошептал Райнхард.

Ему было плевать, что вокруг так много свидетелей. Плевать, что за этой сценой наблюдает его жестокий отец. Плевать на всё. Только она. Эта смертная, чистая малышка, что плакала в его объятиях, имела хоть какое-то значение. А всё остальное могло сгореть в бездне.

— И если ты решишь пойти на это, я не останусь в стороне. Уж лучше я погибну вместе с тобой, нежели хотя бы минуту проживу с осознанием, что я позволил тебе умереть.

— Нет, нет, нет. — она затрепыхалась, будто подбитая птичка. — Не смей. Не смей так говорить!

Голос дрожал. Слезы окропляли щеки. Маленькие сжатые кулачки ударились о мужскую грудь, желая вбить в него желание жить дальше, даже если ей придется уйти.

— Почему? — надрывающим голосом, всхлипывая, почти истерично спросила она, поднимая на него взгляд. — Почему всё вновь сложилось именно так?

— Хватит! — раздался вдруг железный голос Дженнифер.

— …хватит… — нервно повторила она уже тише, словно воздуха не хватает.

Джен сделала шаг вперед. В этот момент её ладонь была вложена в руку Эбнера, что стоял рядом. Кажется, она хотела в обычной своей манере продолжить холодно командовать, но когда её взгляд встретился с заплаканным, растерянным лицом дочери, сифта не выдержала и содрогнулась.

— Я… — она растерялась от понимания, что и сама готова была заплакать от осознания ситуации, — … я была плохой матерью. Вернее я даже не была ею, однако…

С губ Дженнифер слетел нервный всхлип, и она прикрыла тут же глаза свободной ладонью, скрывая ото всех свою минутную слабость. Сразу после вперед выступил Эбнер. Он аккуратно приобнял сифту, давая ей уткнуться в своё плечо. На лице серокожего дьявола сохранялась спокойная, умиротворенная улыбка.

— Твоя мать хочет сказать, Ева, — тихо начал он, — что мы с ней должны стать теми, кто сделает это. Не ты.

— Эбнер… — пораженно прошептал Сатана, глядя на друга, как на сумасшедшего.

— Не надо, Эрхард. Я делаю это не для твоей семьи и, если честно, даже не для мира смертных. — Эбнер вновь перевел нежный взгляд на дочь. — Мы и правда стали для тебя отвратительными родителями. Дав тебе шанс появиться на свет, мы заставили тебя отвечать за наши грехи. И пусть нам было запрещено быть рядом, мы должны были сделать хоть что-то, чтобы изменить это. Знаешь, Ева, пусть ты почти не знаешь меня, и когда мы встретились, я причинил тебе лишь больше боли, я всегда искренне верил, что твоё появление на свет — это лучшее, что я сделал за свою жизнь. Я так искренне хотел бы вернуть всё назад. Хотел бы узнать тебя и стать для тебя настоящим отцом. Уверен, твоя мать желает этого не меньше. Но раз у нас нет такой возможности, мы можем хотя бы подарить тебе право на счастье. Настоящее.

Эбнер медленно перевел взгляд на Райнхарда, что продолжал сжимать Еву в объятиях, боясь отпустить.

— Я знаю, насколько он важен для тебя. Та боль, которую я видел в твоих глазах, когда так грязно обманул тебя, стала невыносимым грузом на моей душе. Вы оба не сможете жить дальше, если сегодня один из вас умрет.