Неподвижный, полностью открытый каждому моему изучающему прикосновению неймарец вздрогнул и, неожиданно резко откинув назад голову, гортанно застонал, одновременно еще больше вжимаясь в меня бедрами. На меня этот стон произвел такое же впечатление, как резкий выстрел на затаившегося зайца. Я конвульсивно дернулась, осознав собственное бесстыдное поведение, и неосознанно сжалась от ужаса, не представляя, что последует дальше.

– Нет, пожалуйста… – Казалось, он говорит с огромным трудом, с невыразимой мукой, а хриплые, как-то придушенно звучащие слова продираются сквозь его горло. – Не останавливайся!

Ему нравится! Мысль потрясла. Нравится! И я, вся испуганно застывшая в ожидании пристального взгляда алых глаз, понимая, что буквально растекусь лужицей растопленного воска, сжигаемая пламенем собственного смущения, испытала невыразимое облегчение. Глаз неймарец так и не открыл, позволяя мне и дальше изучать себя.

Чувствуя, как от ощущения вседозволенности голову вновь кружит феерия чувств и эмоций, поспешила воспользоваться предоставленной возможностью и мягко, едва касаясь, скользнула подушечками пальцев по высокой, беззащитно открытой шее, отодвигая влажные прядки волос, стремясь к твердым, сжатым в напряженном стремлении оставаться неподвижными губам. Обежав их контур подушечкой большого пальца, пробуя ощутить их твердость и одновременно расслабить, освобождая дыхание, я прижала к его губам ладонь, мысленно представляя, что ощущаю сейчас ожог его поцелуя своими губами.

Чувствуя, что ноги начинают слабеть, а я все ближе к тому, чтобы все же безвольно стечь вниз, я, намеренно качнув головой в сторону, оказалась под водопадом льющейся воды, дарящей освежающую струю, приводящей меня в сознательное состояние. Но не тут-то было! Гайяр, притиснув меня снова к себе и шагнув вперед, переместил нас, оставляя бьющий из потолка поток за своей спиной, отрезая меня от последней надежды на благоразумие. И все… Лишившись последнего шанса на попадание в освежающий водопад, я окончательно пропала, потонув в водовороте собственных страстей и желаний, полностью растворившись в своем стремлении познать готового отдать мне себя мужчину. Кто бы знал, что во мне скрыто столько смелости и безрассудной исследовательской отваги. Руки жили какой-то отдельной жизнью, то сжимая и царапая его плечи, то скользя по высоким скулам в стремлении добраться и разгладить напряженную морщинку между его бровями. Губы снова и снова принимали активное участие в этой бесконечно томной и страстной анатомической экскурсии, касаясь его влажной кожи поцелуями, слизывая сверкающие капли с его груди. Уже не осознавая ничего, я застонала сама, отдаваясь в полной мере восторгу собственных ощущений, принимая наконец понимание того факта, что он действительно реален и он – мой. Мой неймарец!

Гайяр отреагировал на мой стон ответным гортанным хрипом и, в очередной раз притиснув к себе, шагнул назад, подставляя наши разгоряченные вспыхнувшей страстью тела под охлаждающие потоки воды. Не успела я немного прийти в себя, как почувствовала, что меня освободили от объятий, продолжая всего лишь легонько поддерживать руками.

– Оля, уходи немедленно! – все так же с закрытыми глазами и невероятно напряженным лицом прохрипел Гайяр, подталкивая меня в направлении выхода.

И я, дезориентированная собственными чувствами, запоздалым осознанием содеянного, до крайности смущенная своим поведением, на ватных ногах потопала наружу, даже не задумываясь о влажных ручейках, стекающих на пол с тела и волос. Страшнее всего сейчас было встретиться с ним взглядом!

Привалившись спиной к двери ванной, принялась глубоко дышать, надеясь хоть так обрести какое-то душевное равновесие. Это было невероятно! Такого со мной не было никогда. И я никогда не испытывала подобных эмоций. А самое кошмарное – я совершенно не представляла, как вести себя теперь с неймарцем. Осознав данный факт, резко отпрянула от двери и кинулась вперед, стремясь непонятно куда. По пути, выхватив чистую простыню из шкафа, закуталась в нее, надеясь хотя бы скрыть наготу. Потом, в панике заметавшись по блоку, в итоге побежала в спальню и, натянув первую попавшуюся чистую футболку, погасила освещение и юркнула в постель, решив сделать вид, что сплю.

Не знаю, насколько поверил появившийся через четверть часа Гайяр в старательно поддерживаемый мной образ спящей красавицы. Но он просто лег с другой стороны и, молча притянув меня к себе, невозмутимо обнял и… в отличие от меня, реально заснул. А вот ко мне сон не шел еще долго. Вслушиваясь в равномерное дыхание мужчины, я неожиданно задумалась о том, каким станет мое появление на «Эндорре» в новом качестве и новом облике. О том, какой будет наша совместная жизнь, после инцидента в ванной думать было страшно, страшно нестерпимо…

Гайяр

За годы службы у меня выработалось внутреннее чувство времени, поэтому, дав себе установку встать через определенное количество часов, всегда просыпался четко в нужное время. Так и сегодня, планируя до появления «Эндорры» осуществить намеченные планы, решил встать за пять часов до прилета своего корабля. Однако, проснувшись, почувствовал такое непривычно-желанное присутствие рядом дейраны, что впервые за свою жизнь, мысленно пробежав перечень дел, кое-что отложил на потом, решив еще задержаться в постели, оторвав от обязанностей кусочек времени для возможности побыть рядом с Олей. А учитывая, что она еще сладко спала на моем плече, то и возразить или переубедить меня было некому. Вслушиваясь в ее спокойное сопение, ощущая ее собственным прижатым вплотную телом, обнимая второй рукой и укрывая поверх крылом, кажется, был счастлив, как никогда. Вспомнив утро прошлого дня, осторожно подняв руку к консоли, убрал внешний звук на случай, если маму посетит непреодолимое желание пообщаться. Хотя, учитывая время – почти два часа дня по времени базы, – на связь мог выйти кто угодно. А хотелось дать Оле выспаться. В последнее время дейране выпало немало испытаний, да и будущее не обещает спокойствия. Причем в основном по моей вине. Первородность – это не столько уважение соплеменников, сколько огромная ответственность перед собственной расой и необходимость подчинять собственную жизнь, а теперь и жизнь Оли, дополнительным законам.

Не привык я признавать собственное бессилие и неспособность что-то изменить. Но в отношении перспектив нашего будущего было именно так. Увы, никогда еще первородство не ощущалось мною так невыносимо тяжело. И будь дейрана одной со мной расы и обменяйся я с ней эниаром на основании истинного выбора, она бы поняла, смогла бы смириться с неизбежным. В отношении Оли я подобной уверенности испытывать не мог. Вряд ли она поймет столь чуждую ее природе особенность. И никогда не смирится. Возможно, и вовсе испытает настолько глубокое отвращение, что не сумеет остаться рядом. А значит, я обречен хранить свою тайну от дейраны, как бы невыносимо тяжело это ни было. И еще бояться, что она поймет, догадается сама. Ведь она может…

Как возликовал Совет, когда в ходе выяснения мотивов моих неожиданных действий всплыла информация о том, что Оля не просто носительница моего эниара, а предопределенная пара! Как они дружно наседали на меня, требуя не тянуть с наследником, гарантировав расе преемственность и залог будущего развития. Вот только реакция Оли их в данном случае заботила мало, а меня, наоборот, страх вызвать ее отвращение пугал неимоверно.