— Да будет вам известно, — начал Чарли, — что суп этот приготовлен из местных черепах — прямо здесь, в Терпмтине, и пойманы. Дядюшка Бад самолично поймал их, всех до единой. А знаете, как он их ловит? Привязывает веревку к крепкой ветке над водой, а на крючок насаживает цыпленка. Так вот… когда ветка сгибается, это верный знак, что черепаха уже на крючке. У дядюшки Бада всегда самые лучшие черепахи. — Крокер обвел гостей взглядом и просиял от удовольствия.

Чарли никогда бы не выразил словами то, что чувствовал — как Терпмтин волшебным образом переносил гостей назад, в прошлое, в мир мужчин, сохранявших тесную связь с землей. То были старые добрые времена, когда все делились на хозяев и слуг, когда каждый знал свое место. Чарли не было нужды объяснять, кто такой дядюшка Бад. Он произнес имя так, что каждый из гостей понял — хозяин имеет в виду старого, преданного слугу, скорее всего из черных.

Чарли надеялся, что от поймавшего черепах дядюшки Бада мостик как-нибудь перекинется к тому, кто поймал развешанных по стенам кабанов и змей. Но этого не случилось. Тогда Чарли перегнулся через сидевшую справа Франсин, жену Хауэлла Хендрикса, и спросил гостя рядом с ней:

— Ну, как вам черепаховый суп, Юджин?

— Выше всяких похвал, — отозвался тот и улыбнулся в некотором замешательстве.

Чарли просиял, надеясь на продолжение беседы. Но беседы не получилось. Такого «призового голубка», как Юджин (Джин) Ричман, голыми руками не возьмешь — не так-то просто увлечь его прелестями Терпмтина. Во-первых, Джин — еврей, а в Джорджии это означало строго определенный круг общения. К тому же с евреем приходилось вести себя осторожно и предельно тактично. Попробуй поболтать с ним как мужчина с мужчиной, чтобы с солеными шутками и хохотом от души — не выйдет. И все же Джин Ричман был тем самым «призовым голубком», в котором он, Чарли, так нуждался. Вся эта затея с гостями, приглашенными на выходные, была устроена с единственной целью — очаровать мистера Юджина Ричмана, «магната в мире фитнеса», как отзывалась о нем пресса Атланты. Ричман основал «Формулу Америки» — сеть из тысячи фитнес-центров; первый такой центр появился в Атланте, а потом они распространились по всей стране. Ричман подыскивал место для нового головного офиса — первоклассное помещение в триста шестьдесят тысяч квадратных футов. Немного везения плюс очарование Терпмтина — и семь этажей «Крокер Групп», сданные в аренду Ричману, приносят десять миллионов в год. Это произвело бы настоящий переворот в мире финансов и связей с общественностью, впечатлило бы даже команду по проработке из «ГранПланнерсБанка» с их «узким фокусом» и прочим. Почти каждые выходные в Терпмтине бывал свой «призовой голубок»; как-то Чарли именно так и выразился в присутствии еще первой своей жены, Марты. Та сочла выражение крайне неудачным. Поэтому он не решился повторить то же самое при Серене, хотя и сказал ей прямо, для чего пригласил Ричмана и почему собирается уделить тому максимум внимания. Вообще-то Терпмтин не был никакой «экспериментальной фермой», однако плантация давно уже окупила себя «призовыми голубками». Вот только Чарли не знал, как втолковать это недоумкам из «ГранПланнерсБанка».

Чарли продолжал лучезарно улыбаться «голубку». Сам Джин Ричман смотрелся не слишком хорошей рекламой своему предприятию, обещавшему тысячам женщин отличный тонус и скульптурное тело. В свои сорок четыре Ричман уже начал заплывать жирком. Кожа — бледная, какого-то нездорового цвета. Голова, торчавшая из рубашки-поло и блейзера, похожа на пузырь и совсем облысела, только на макушке свисают несколько прядей буровато-рыжеватого цвета, напоминающие пятна от апельсинового сока. Бледные карие глаза придавали ему вид испуганный и утомленный. Ричман вообще казался каким-то вялым. Чарли подумал, что, если уж на то пошло, он сам послужил бы отличной рекламой такой корпорации, даже в свои шестьдесят — открытая на груди рубашка цвета хаки не скрывала могучую шею, широкие плечи и мощную грудную клетку. Теперь даже на громадных плантациях стали одеваться к ужину неформально, исключение составляли разве что несколько семейств в Южной Каролине, из северян, зараженных британской чопорностью.

— Пожалуй, завтра познакомлю вас с дядюшкой Бадом, — сказал Чарли. — Дядюшка Бад — прямо живая история джорджийских плантаций. У нас он уже давненько, с тех самых пор, как я купил землю. Вся родня у него — нег… народ терпмтина, собирали еще сосновую смолу. Понятия не имею, сколько ему лет. Впрочем, он и сам вряд ли помнит. — Чарли покачал головой — такая вот сермяжная правда: — Да-а-а, дядюшка Бад…

— Похоже, примечательный человек, — вежливо, слегка улыбаясь, но без тени осуждения заметил Ричман.

Тем временем гул голосов за обеденным столом совсем стих, и это несмотря на то, что Чарли умудрился заполучить к себе немало говорливых, ярких и модных персон, способных произвести впечатление на Ричмана независимо от его личных предпочтений. На противоположном конце стола, там, где сидела жена Ричмана Марша, Чарли по одну сторону от нее усадил Хауэлла Хендрикса, добродушного толстяка с головой в форме дыни — генерального директора «Серри энд Беллок», крупной рекламной компании на Юге. По другую — Слима Такера, известного на всю страну певца, который одним из первых в эстрадном бизнесе приобрел перепелиную плантацию на юге Джорджии. Оба не оставляли своим вниманием Маршу, симпатичную брюнетку. «Уж слишком симпатичную, — подумал Чарли. — Наверняка вторая жена Ричмана». Однако сейчас все трое молча зачерпывали ложками черепаховый суп. Бывший губернатор, старик Бичем Нокс, сидевший рядом с Сереной, был занят тем же. Даже Опи Маккоркл, судья округа Бейкер, известный краснобай, прекратил беседу с молоденькой подружкой Тэда Нэшфорда, Лидией Как-ее-там. Верный себе, он заявился на ужин в клетчатой рубахе, клетчатом галстуке, красных фетровых подтяжках и… огромном, старом кожаном ремне, который опоясывал его курдюк как подпруга мула. Однако сейчас Опи, совсем недавно извергавший потоки напыщенных, риторических фраз вперемежку с местными деревенскими словечками, молчал. Пришлось Чарли самому поддерживать беседу. Он почувствовал, что такая задача ему вполне по силам. Перед ужином Чарли опрокинул пару стаканчиков разбавленного водой бурбона — «коричневого виски», который пил в противовес той мутноватой бурде, что с легкой руки яппи вошла в моду в Атланте — белому вину, водке и прочему. Хотя на эту тему он прохаживаться не стал, потому что Ричман попросил белого вина. А после «коричневого виски» предложил гостям попробовать маисового ликера приготовления дядюшки Бада. Дамы с подобающим ужасом отвергли его предложение. Однако Чарли, само собой, глотнул стаканчик, хотя после крепкого ликера, что называется, голову сносило. После ликера у него перестало ныть больное колено, и он почувствовал себя… непринужденно.

— Эй, Мэйсон! — прогремел он на всю залу, подзывая дворецкого, все еще стоявшего возле двери на кухню. — У нас что, разве не найдется дровишек поприличнее? Глянь — в камине сплошная щепа да хворост.

Мэйсон, обряженный в старомодный китель из белого хлопка и черный галстук-бабочку, выступил вперед; на лице его появилось выражение озабоченности и легкой обиды.

— Да там ведь и покладены дрова, кэп Чарли. Сам поклал, не далече как вчера.