Эллисон кажется, что она знает их целую вечность. И ей становится жаль, что они незнакомы.

Она осторожно прячет фотографии обратно в конверт и кладет его на угол книжной полки, откуда он точно не упадет. И вдруг слышит звук, который кажется ей невероятно знакомым. Эллисон требуется с минуту, чтобы найти объект, издающий этот звук. Из кармана пиджака Уиллема, который был на нем вчера, на вечеринке, девушка достает свои золотые часы. Ей их подарили на окончание школы. Эллисон терпеть не могла эти часы, потому что они были жутко тяжелыми и слишком красивыми, но теперь, потертые и с трещинками, они кажутся ей удивительно родными. Она переворачивает их. Выгравированная на корпусе надпись «В путь» всегда представлялась ей неуместной, но теперь это мамино пожелание кажется отчасти пророческим. Девушке внезапно хочется рассказать матери об этом своем откровении, и она на мгновение застывает, наслаждаясь ощущением того, что ей пришло в голову о чем-то поговорить с матерью.

И все равно Эллисон не хочет забирать свои часы назад.

Тогда, в Париже, в парке, она подарила их Уиллему, помогая ему обрести время, а взамен стала для него девушкой из «Легенды о двойном счастье»[90]. «Моя красавица из горной деревни», назвал ее Уиллем тогда.

Эллисон знала, что он их сохранил. Селин рассказала ей об этом, когда они встретились в Париже. Правда, из ее уст это звучало так, как будто Уиллем собирался заложить их в ломбард. Нет. Он просто оставил их себе. Чтобы у него было хоть что-то, напоминающее о возлюбленной.

Эллисон сжимает часы в ладони. Она чувствует, как их корпус пульсирует от работающего механизма. И вдруг ее переполняет ощущение счастья, которое она не может толком объяснить.

Уиллем изо всех сил старается не рассмеяться.

Петра его отчитывает – по ее мнению, он опозорил всю труппу. Может, и опозорил, но Уиллем точно знает, что его исполнение было блестящим. Вот в чем, пожалуй, и заключена ирония судьбы. Но пусть, пусть Петра читает свои нотации и дальше. Пусть перечисляет все неправильные паузы, все ошибки в прочтении фраз, рассказывает о том, как он «издевался» над аудиторией.

– Сегодня ты сыграешь эту роль так, как Йерун, как должен играть его дублер, – командует режиссерша. Похожие слова она сказала Уиллему вчера, когда вызвала его заменить Йеруна, сломавшего лодыжку. Уиллема ее наставления почти сбили с толку, но Кейт уговорила его рискнуть.

– Побеждай или уходи, – так она, кажется, выразилась. Но Уиллем понял это иначе: «Побеждай и уходи». Так прозвучали для него эти слова. Прошлой ночью он думал, что «уходи» – значит «уходи в новый дом в Нью-Йорке, в процесс работы с «Ruckus Theater Company»» (компания, которую основали Кейт и ее жених). Но сегодня ему кажется, что этот «дом» пришел к нему сам.

– Тебе ясно? – спрашивает Петра, извергнув тонну критических замечаний вместе с дымом от выкуренных сигарет. – Ты сыграешь так, как сказал твой режиссер.

Уиллем сыграет так, как сказал его режиссер, но только теперь его режиссер – Кейт.

– Я сделаю так, как в прошлый раз, – говорит он Петре.

Лицо Петры становится пурпурным. Но Уиллема это не волнует нисколько. Что она может сделать? Уволить его?

Режиссер топает ногами и выглядит как ребенок, которому не дали пирожное. Стараясь сохранять невозмутимый вид, Уиллем с трудом сдерживает смех и старается не замечать, что и Линус прилагает отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться в голос.

Ди тоже смеется.

Над тем, что ему только что рассказала его лучшая подруга. Пожалуй, вся эта история слишком сумасшедшая, чтобы в нее можно было поверить, но именно так обычно и понимаешь – это правда.

– Жаль, что Шекспир умер, – говорит Ди. – От такой истории он бы точно не отказался.

– Знаю, – отвечает Эллисон.

Мама Ди ставит на стол чашку кофе. С кухни доносится потрясающий аромат жареного бекона.

– Наша девочка звонит? – спрашивает женщина.

Ди точно не знает, в какой именно момент Эллисон превратилась из «его» девочки в «их девочку», но он поворачивает ноутбук, так что его мать тоже может поздороваться с подругой.

– Привет, детка, – говорит она. – Как дела? Не хочешь немного вафель?

– Привет, миссис…

Предупреждающий взгляд Ди мгновенно преодолевает четыре тысячи миль по кабелю.

– То есть Сандра, – исправляется Эллисон. – Звучит аппетитно. Но как же есть по «Скайпу»?

– Думаю, когда-нибудь станет возможным и это, – отвечает женщина.

Ди прикрывает ноутбук:

– Мам, я не разговаривал с моей девочкой уже неделю. Поговоришь с ней, когда она приедет.

Ди возвращается к экрану.

– Мне все еще нужно встречать тебя в аэропорту, ты не передумала?

– Конечно, приезжай. По-моему, мама тоже собиралась заехать. Говорила, что ты мог бы вернуться с нами.

– Когда там твоя вечеринка, говоришь? – спрашивает Ди.

– По идее, я должна лететь домой завтра после обеда. На самом деле прямо сейчас, по идее, я в Хорватии, – пожимает плечами Эллисон.

– Как у тебя много всего «по идее», – говорит Ди.

– Знаю, – смеется Эллисон, – но понятия не имею, что делаю.

Может, она-то и не имеет понятия, но уж Ди точно знает, когда девушка влюблена. Она практически светится, и это даже без восхитительной огуречно-йогуртовой маски, которую он запланировал как часть спа-вечеринки по случаю ее возвращения. Он придумал еще кучу мероприятий, но вообще Ди просто хотелось бы сидеть рядом и болтать с Эллисон как можно дольше. Он скучает по ней. Раньше Ди не знал, что можно скучать так сильно, как он скучал по Эллисон этим летом, но, опять же, у него ведь никогда и не было такой подруги.

– Как будто ты когда-нибудь знала, что делаешь! Теперь тебе хоть не стыдно признаться в этом, – поддразнивает он ее.

– Ты меня так хорошо знаешь! – шутливо произносит Эллисон, прикасается к ноутбуку, и ее пальцы появляются на экране. Теперь Ди знает, что все это не шутки. Он кладет руку на экран своего компьютера. Этим жестом они как бы говорят друг другу: «Спасибо, что привел(а) меня сюда. Спасибо, что понимаешь меня».