Еще была Гортензия – невозмутимо прекрасная, образованная, беззаботная, очень похожая характером на короля, – все еще самая красивая женщина в королевстве, ибо красота ее была такого свойства, что, казалось, ей ничто не может повредить; и хотя она непрерывно меняла любовников и до позднего времени сидела за карточным столом, все это она делала с таким спокойствием и безмятежностью, что ни малейших следов беспорядочной ее жизни не отражалось на ее лице с красивым овалом и совершенными чертами. Она была так прелестна, что в нее влюблялись мужчины всех возрастов. Даже ее собственный племянник, принц Евгений де Савой-Кариньян, влюбился в нее, когда посетил Лондон, и дрался из-за нее на дуэли с бароном де Байнером, сыном одного из генералов Густава-Адольфа; Байнер был убит на этой дуэли, и при дворе Версаля все удивились, что женщина, уже ставшая бабушкой, могла возбудить такую страсть в сердце юноши, бывшего вдобавок ее племянником. Но Гортензия продолжала спокойно играть в карты, менять любовников, изредка принимать короля; она не стремилась к власти, как Луиза; ее устраивало положение любовницы от случая к случаю, дававшее ей право менять любовников, когда ей заблагорассудится.

И еще была Нелл. Роль Нелл после некоторых раздумий Карл определил как роль матери-утешительницы. Именно к Нелл он шел и развлечься, и успокоиться. Нелл меньше других преследовала соображения выгоды в отношениях с Карлом. Нелл просто любила его, не всегда как любовника или короля, она понимала, что в нем, несмотря на его цинизм, осталось много мальчишеского, и была ему товарищем по развлечениям, она была его любовницей, когда он этого хотел, она была его отрадой и утешением, когда это было нужно.

Недавно он заложил камень в основание госпиталя в Челси, который должен быть приютом для беспомощных старых солдат и солдат-инвалидов; на это благотворительное дело его подвигла Нелл с сэром Стивенсом Фоксом, бывшим многие годы казначеем в армии. Он часто улыбался, вспоминая ее воодушевление и то, как она, увидев планы госпиталя, подготовленные Ре-ном, сердито протестовала по поводу того, что госпиталь слишком мал. Затем, лукаво смеясь, она повернулась к королю.

– Я прошу Ваше Величество сделать его размером по крайней мере с мой носовой платок, – попросила она.

Он тогда ответил:

– Не могу отказать в такой скромной просьбе.

После этого она смутила его и Рена тем, что, разорвав свой платок на полоски, составила из них квадрат и поместила в него подготовленные планы, заполнившие лишь небольшую часть составленного ею квадрата. Это так позабавило Карла, что он согласился несколько увеличить размеры будущего госпиталя.

Он пришел к заключению, раздумывая над этим во время легких недомоганий, которые случаются даже у таких крепких людей, как он, что Нелл для него важнее всех других его любовниц. Луиза восхищала его как умная женщина, сумевшая из неизвестности достичь прочного положения у трона, стать опорой сидящих на троне, Гортензией можно восхищаться за ее красоту, но потерю Нелл ему было бы вынести всего труднее.

Но он был счастливый человек. Он мог сохранить их всех. Содержание, получаемое им от Людовика, давало ему возможность выполнять свои собственные обещания и обязательства его государства. Он может заниматься научными опытами в своей лаборатории, сидеть у реки и рыбачить, пойти на спектакль, предложив Луизе одну руку, а Нелл – другую. Он может проводить время на Уайтхолле и в Виндзоре, в Винчестере и в Ньюмаркете.

Многих из его друзей уже не было с ним. Бекингем после поражения народной партии оставил общественную деятельность и удалился в Хелмсли, в Йоркшир. Ему не хватало веселого общества Джорджа, но там, где появлялся Джордж, появлялись неприятности. Умер Рочестер. Никто больше не приклеит остроумные стишки на двери спальни, но эти стишки были по-настоящему оскорбительны и часто вызывали недовольство людей. Джеймс, его брат, вернулся в Англию, и хотя он предсказывал Джеймсу неприятности по его восшествии на престол и опасался, что ему не удастся долго на нем усидеть, время от времени он давал ему советы о том, как править, чтобы не собирать парламент и благодаря этому избегать смертельного соперничества между вигами и тори, которое едва не ввергло страну в революцию. Однако он может сказать себе, что управление страной станет заботой Иакова и ни одна из могущих возникнуть неприятностей не достанет его в могиле. Его дражайший сын Иаков наконец понял, что вел себя глупо. Он понял, что никогда ему не получить короны.

– Ну, Джемми, – сказал Карл. – Только представь себе всех моих сыновей, которые так же, как ты, могут претендовать на получение престола. И Джемми озадаченно заморгал, а Карл обнял его за плечи и продолжал: – Я желаю, чтобы ты выбросил эти мысли из головы, потому что ничего, кроме страданий, они не могут принести ни тебе, ни мне.

После этого Джемми посмотрел на него так, как смотрел, когда был ребенком и запускал свои маленькие ручки в его карманы в поисках конфет. Карл вспомнил, как спрашивал его: «Ну, Джемми, так ты рад конфетам или своему отцу?» А маленький Джемми подумал и вдруг бросился обнимать его за шею. Джемми, став молодым человеком, не изменился, подумал Карл. Он жаждет получить корону, но знает, что это опасное желание.

В таком состоянии находились его дела, когда он направлялся в Ньюмаркет на сезонные скачки. Герцог Йоркский отправился вместе с ним, и их постоянно видели вместе, лучших друзей, самых любящих братьев. Карл хотел дать понять всем, что, поскольку у него нет надежды на законного сына, его брат Джеймс является единственным законным наследником престола.

В один из дней они собирались отправиться из Ньюмаркета домой, как всегда, через Ходдесдон в Херфордшире, мимо Рай-хауса. У Рай-хауса группа людей с нетерпением ожидала появления кареты с двумя братьями. Все планы были подготовлены. Была приготовлена телега, которая перекроет дорогу. Заговорщики ждали в Рай-хаусе. В Лондоне ждал Монмут. Он едва сдерживал свое нетерпение.

Но заговорщики напрасно ждали карету у ловушки, потому что за день до намеченного отъезда Карла в Ньюмаркете вспыхнул большой пожар и сгорело много домов. Тот, в котором жили Карл и Джеймс, не пострадал, но король решил, что они могут уехать в Лондон и раньше намеченного дня. Так вот и случилось, что, когда они доехали до узкого участка дороги, где могла проехать лишь одна карета, благополучно миновали его, не подозревая, что в доме по соседству их враги обсуждали план, как убить их на следующий день.

Лишь несколько недель спустя Карлу представили важные документы. Оказалось, что было обнаружено письмо некоего Джозефа Килинга лорду Дартмуту, в нем давался отчет о заговоре, который должен был увенчаться успехом вблизи Рай-хауса. Некоторые из организаторов заговора, чувствуя, что могут выгадать, выдав основных заговорщиков теперь, когда заговор не удался, были готовы публично рассказать обо всем, что планировалось, и обвинить участников заговора.

Много разговоров ходило о подобных заговорах. Совсем недавно страну до ярости взбудоражил мучной заговор, организованный католиками в отместку за все выдуманные лихорадочным воображением Тита Отса заговоры папистов. В том случае документы, касающиеся заговора, который должен был опираться на армию и привести к установлению пресвитерианской республики, были, предположительно, обнаружены в мучном чане. Поэтому думали, что король осмеёт это раскрытие нового заговора, если не будут представлены более весомые доказательства. К счастью, помимо писем Килинга, было обнаружено и несколько писем Алгернона Сиднея, и когда последние были доставлены Карлу, он уже не мог сомневаться в существовании заговора в Рай-хаусе.