Юджин не сразу утратил всякую надежду, не сразу впал в отчаяние перед лицом этих грозных симптомов, хотя и видел, что все вокруг него рушится. Он месяцами пытался уверить себя, что это только временное состояние, что лекарства и врачи помогут ему. В газетах усиленно рекламировались всевозможные патентованные средства – очищающие кровь, восстанавливающие нервную систему, дающие питание мозговому веществу; все они, судя по объявлениям, обещали исцеление от той или иной болезни. И хотя Юджин с недоверием относился к патентованным лекарствам, он все же делал исключение для тонических средств, вернее, для одного определенного тонического средства. Врач, к которому он обратился, прописал ему покой и какое-то превосходное, как он уверял, укрепляющее снадобье. Он спросил Юджина, не страдает ли тот какой-нибудь изнурительной болезнью. Юджин сказал, что нет, но признался, что позволяет себе излишества в половой жизни. Врач, однако, не допускал и мысли, чтобы это могло, при отсутствии других причин, вызвать расстройство нервной системы. Его состояние, несомненно, связано с переутомлением, с душевной тревогой. Такие натуры, как Юджин, от рождения предрасположены к нервным срывам, и им необходимо соблюдать строжайший режим. Больному следует вести нормальный образ жизни, вовремя принимать пищу, спать возможно больше, ложиться в определенный час. Неплохо было бы заняться гимнастикой. Он может обзавестись гирями или другим гимнастическим снарядом – это быстро восстановит его здоровье.

Юджин заявил Анджеле, что займется, пожалуй, гимнастикой, и записался в гимнастический клуб. Он стал принимать прописанное ему тоническое средство, много гулял с Анджелой и старался отвлечься от мысли, что находится в состоянии нервной депрессии. Но все это, в сущности, не приносило никакой пользы, так как его здоровье было сильно подорвано и ему предстояло пройти через все муки и весь ужас упадка сил, пока организм не возьмет свое.

А между тем его отношения с Анджелой продолжали оставаться прежними, несмотря на все растущую уверенность Юджина, что это в какой-то мере вредит его здоровью. Но воздержаться было нелегко, и каждая новая попытка давалась все труднее и труднее. Он то и дело решал, что надо взять себя в руки, но это было лишь зароком пьяницы, который ищет для себя оправдания в постоянных обещаниях исправиться.

Теперь, когда Юджин был на виду как художник и его имя приобрело некоторую известность среди живописцев, критиков и писателей, нет-нет да и проявлявших интерес к его работе, ему необходимо было приложить все старания, чтобы доказать публике, что его талант полностью сохранил свою силу. Когда выяснилось, что его ждет долгая полоса вынужденного безделья, Юджин был рад, что ему удалось еще до болезни почти закончить свои парижские этюды. К тому времени, как им овладела та странная нервная слабость, которая, по-видимому, являлась предвестницей настоящей болезни, он уже успел окончательно отделать двадцать два холста, и Анджела умолила его больше не прикасаться к ним. Огромным напряжением воли и без всякой уверенности в себе он довел до конца еще пять. Мосье Шарль время от времени заходил взглянуть на его полотна и очень лестно отзывался о них. Он далеко не был убежден, что они будут иметь такой же успех, как американские этюды, так как Париж был достаточно разработан в иллюстрациях и жанровых картинах. В новых вещах Юджина не было той свежести, какая отличала его виды Нью-Йорка, и выбор сюжетов был не так оригинален. Тем не менее мосье Шарль искренне говорил, что он в восторге от этюдов. Если они не подойдут для Нью-Йорка, можно будет впоследствии выставить их в Париже. Он выражал Юджину соболезнование по поводу его болезни и настойчиво уговаривал беречь себя.

Юджину пришло в голову, что он родился под несчастливой звездой. Наслушавшись рассказов об астрологии и хиромантии, увлекаемый любопытством и безотчетным страхом, он однажды обратился к астрологу, и тот за небольшую мзду сообщил ему, что его ждет громкая слава не то в искусстве, не то в литературе, но что сейчас он входит в неблагоприятную полосу, которая продлится несколько лет. Услышав это, Юджин даже изменился в лице. Старый, словно замшелый джентльмен качал головой над своими астрологическими фолиантами. У него была белая грива, придававшая ему весьма почтенный вид, и совершенно белая борода, но жилет его носил следы пролитого кофе и был обсыпан табачным пеплом, а воротничок и манжеты казались серыми от грязи.

– Звезды предвещают вам большие огорчения в возрасте от двадцати восьми до тридцати лет. После этого наступит длительный период благополучия. Приблизительно на тридцать восьмом или тридцать девятом году жизни вас снова ждут испытания, правда, не столь значительные, и вы с ними справитесь… по крайней мере похоже на то. Гороскоп показывает, что у вас чрезмерно чувствительная натура и сильно развитое воображение и что вы принимаете все близко к сердцу. Кроме того, у вас, видимо, больные почки. Не злоупотребляйте лекарствами; судя по гороскопу, у вас к ним склонность, но они вам впрок не пойдут. Вы будете женаты дважды, но детей я не вижу.

Он долго еще бубнил что-то себе под нос, и Юджин вышел от него сильно расстроенный. Итак, даже звезды предвещают ему продолжительный период упадка, и в недалеком будущем его снова ждут неудачи. Правда, астролог говорил о периоде благополучия в возрасте между тридцатью двумя и тридцатью восемью годами. Что ж, и это утешительно. Кто же та вторая женщина, на которой ему предстоит жениться? А как же Анджела – умрет? В этот декабрьский день он долго бродил по улицам и все думал, думал.

С тех пор как Анджела поселилась в Нью-Йорке, ее семья много слышала от нее об успехах Юджина. Каждую неделю одно, а то и два письма обходило всех ее родных. Адресовались эти письма Мариетте, но читали их и миссис Блю, и Джотем, и братья, и сестры. Таким образом, многочисленная родня была полностью в курсе дел молодых супругов и даже сверх того, потому что Анджела, описывая успехи своего мужа, не удовлетворялась голыми фактами. Она придавала своим описаниям восторженную окраску, не то чтобы сознательно привнесенную, но навеянную тем ореолом блеска и славы, которым Юджин был окружен в ее собственном воображении. У всех ее родных, и у Мариетты в особенности, сложилось убеждение, что жену такого талантливого человека ждут почет и полное благоденствие. Анджела подробнейшим образом описывала жизнь художников в нью-йоркских и парижских студиях, красоты Лондона и Парижа, всех знаменитостей, с которыми они встречались в Америке и за границей, – мосье Шарля, мосье Аркена, Айзека Вертхейма, Генри Томлинса, Люка Севираса и других. Не было ни одного званого обеда или завтрака, ни одного банкета или чая, который она не описала бы во всех подробностях, не жалея ярких красок. В конце концов Юджин превратился в глазах своих западных родичей в какого-то полубога. Никто не сомневался в его гениальности. Каждый готов был видеть в нем будущего богача или во всяком случае человека со средствами.

Нечего и говорить, что все родственники звали Юджина и Анджелу домой погостить. Подумать только, что она вышла замуж за такого выдающегося человека!

То же самое было и в семье Витла. Юджин не виделся с родителями со времени своей последней поездки в Блэквуд, но и они не оставались без вестей. Юджин был нерадивым сыном, и отчасти поэтому Анджела вменила себе в обязанности переписку с его матерью. Она очень жалеет, писала она миссис Витла, что до сих пор лишена удовольствия познакомиться с нею. Она очень любит Юджина и надеется быть ему хорошей женой, а его матери – доброй невесткой. Юджин ужасный лентяй по части писем, а потому она, Анджела, будет теперь писать за него и каждую неделю посылать его матери весточку. Она спрашивала, не соберутся ли мистер и миссис Витла как-нибудь навестить их. Это доставило бы им большую радость и Юджину принесло бы пользу. Она просила сообщить ей адрес Миртл (последняя переехала куда-то из Оттавы), и пусть им как-нибудь напишет Сильвия. К письму были приложены: фотография, изображавшая ее и Юджина, набросок студии, как-то сделанный Юджином, и другой, где она, Анджела, стоит у окна и задумчиво смотрит на улицу. Газетные репродукции его картин с первой выставки, статьи о его работе, критические отзывы – все это Анджела посылала и своим родственникам, и родным мужа, так что обе семьи были осведомлены обо всех их делах.