Руки поднялись над опущенной головой. Рукава съехали вниз, и руки оказались тоненькими и от луны белыми, как кость.

Острием пики Вольга зацепил и сдернул колпак, из-под которого посыпались длинные черные волосы. Перед Вольгой была девчонка.

— Ты кто такая? — изумился Вольга.

— Я к мужу пробиралась… — дрожащим голосом ответила девчонка по-русски. — Он у вас в полоне…

— У нас в полоне одни князья.

— Он князь…

Вольга окинул взглядом фигурку девушки и опустил пику. Какая-то щемящая нежность затеплилась в его душе: вот девчонка тоже, как и он, — собака без хозяина, не знает, к чему прижаться.

— Ладно, нечего руки маять, — сказал он. — Как ты сюда мимо караула пробралась, коза?

— По скале залезла. Вверх не страшно, если назад не глядишь.

Вольга помолчал, перекатывая желваки.

— Люб князь-то? — со злостью и завистью спросил он.

— Не люб… — тихо ответила девчонка.

Они стояли друг напротив друга, не зная, что сказать.

— Пусти меня к князю, — тихо попросила девушка.

Вольга покачал головой.

— Нельзя. Да и зачем тебе к нему? Сгибнешь ведь.

— Я и так сгибну.

Вольга даже растерялся.

— Ты лучше добром иди отсюда, — наконец сказал он. — Давай я тебя караулу отведу…

Девчонка отпрыгнула назад, выставив перед собой руки со скрюченными, как когти, пальцами. Вольга в первый раз увидел ее лицо — грязное, исцарапанное, с черными, яркими до синевы глазами, горящими сквозь растрепанные волосы, — и поразился ее яростной, дикой красоте.

— Не пойду! — прошипела она. — Если ты меня тем ратникам отдашь, я со скалы спрыгну! Лучше заколи меня сразу!

— Да чего ты… — оторопел Вольга. — У меня и в мыслях не было… А куда ж мне тебя девать?

Девчонка по-звериному встряхнулась, и бешенства ее как не бывало. Она медленно подошла к Вольге, который суеверно стиснул пику, и вдруг быстро провела пальцами по его лицу. Словно серебряная паутина повисла в воздухе перед глазами Вольги.

— А у тебя, стражник, есть ли жена, невеста?

— Нету, — покорно ответил Вольга.

— А знал ли ты любовь? Знал ли ты женщину?

— Нет…

Девушка обошла Вольгу вокруг, как дерево, и снова остановилась напротив.

— Отойди от меня… — охрипнув, с трудом произнес завороженный Вольга и сделал шаг назад.

— Возьми в жены меня, русич, — прошептала девчонка, опять приближаясь и глядя в глаза. — Возьми в жены меня… Я тебе лучшей женой буду…

— Отойди… ламия… — Вольга и сам не знал, откуда появилось это неизвестное ему слово.

Ламия повела плечами, как в танце, и балахон, что был на ней, плавно съехал к ногам. Дивная, бесстыдная нагота ослепила Вольгу. Здесь, в разбитом городище на вершине горы, где чернеют развалины и страшные идолы, где еще вчера лежали мертвецы, а теперь вокруг только парма и звезды, красота ламии была обжигающей и жуткой.

— Возьми меня, русич… — околдовывая, шептала ламия и обнимала Вольгу за шею, прижимаясь к нему. — Я тебя жарко любить буду…

«Взять ее — и пропади все пропадом… — потрясенно подумал Вольга. — Весь мир отдать можно за это чудо, жизнью за счастье заплатить…» Но сейчас, вблизи, Вольга увидел колдовские глаза ламии: сама она была юной, вечно молодой, а глаза были древние, беспощадные.

— Отойди!

Ужасаясь себе, он схватил ламию за голые плечи — опалило ладони — оторвал от себя и оттолкнул. Он был весь в поту.

Он мог поклясться, что у ламии не было ничего, кроме зеленой тамги, болтавшейся на нитке между торчком стоящих грудей, — и вдруг в руке ее блеснул нож. Молча, с нечеловеческой силой ламия ударила его под сердце, и Вольга полетел в бурьян, еще не ощутив боли от звеньев кольчуги, которые вмялись в тело между треснувших ребер.

Ламия перепрыгнула через него и очутилась перед входом в керку. Нагнувшись, она подняла огромную каменную колоду, припиравшую дверь, и откинула ее в сторону.

— Ведьма-а!.. — завопил из бурьяна Вольга, чувствуя, как кровь потекла изо рта.

Вмиг вокруг костра вырос черный частокол караульщиков.

— Тревога!.. — неуверенно крикнул кто-то.

Ламия оглянулась, завизжала и рысью взмыла на крышу землянки. Промчавшись до другого края, она соскочила на землю и понеслась прочь. И Вольга тут же вскочил, не чуя сломанных ребер. Он первым бросился за ведьмой, не выпустив своей пики.

Светясь под луной, нагая ламия добежала до обрыва площадки и словно сгинула, но Вольга, очутившийся там же через мгновение, увидел ее скачущей через валуны вниз по крутому ущелью. Он ринулся вслед за ламией, расшибая колени о камни и растопырив руки. Он лишь чудом не расколол голову, не свернул шею и не перебил ноги, когда выбежал прямо на ведьму, стоящую под отвесной стеной. Пораженный, он совсем забыл о своей пике.

— Разве ж ты сможешь заколоть пикой свою любовь? — рассмеявшись, спросила ламия и горделиво распрямилась, провела руками по грудям, по животу, по бедрам. — Запомни меня такой… Ищи меня теперь, Вольга, до самой смерти, — прошептана она и, шагнув назад, словно растворилась в камне.

Вольга закричал и кинулся за ней, но всем телом ударился о скалу.

Стражники не решились преследовать Вольгу и ведьму ночью по ущелью. Под скалой, в которую ушла ведьма, Вольга просидел до рассвета. Только при свете солнца он увидел в стене тесную расселину — по ней и ускользнула ламия. Пермяки звали расселину Узкой Улочкой.

Никто из стражников так и не понял, что же случилось с Вольгой, кого он увидел, за кем они все погнались, и вообще — гнались ли за кем-то? Можно было бы и посмеяться над переполохом, но слишком уж страшным вылез Вольга на городище из проклятого ущелья — словно постарел на десять лет. И караульщики предпочли креститься и отмалчиваться.

А Вольга лежал в шалаше один и все вспоминал, вспоминал эту встречу, эту чудскую ночь, идолов и луну, вспоминал дивную и гибельную наготу женщины, и все больше Вольге казалось, что он прошел мимо чего-то главного в жизни. Не признал вовремя, а может, испугался. Но когда? Чего? Ночью у землянки? Или три дня назад, когда разговаривал у костра с Зырной? Мерещилась, блазнилась Вольге ламия, и горела душа — сильнее, чем тело от удара ножа и сулицы.

Днем, оставив новых рынд у входа, в шалаш пролез князь Пестрый. Уселся, скрестив ноги, и уставился на лежащего Вольгу насмешливыми глазами.

— Что ж за напасти на тебя? — спросил он. — То ты из стана к пермскому князю убегаешь, то с тем же князем, только пленным, обратно идешь, то ведьмы какие-то этого князя чуть на волю не выпускают под твоим присмотром. Надо было тебя сразу повесить.