Отец Михаил говорил твердо, без умиления, не желая увлечь и растрогать гостя, — свидетельствовал о потерянном рае, выполняя завет.

— Сталин выбрал для завода это место. Пожаловали к монахам комиссары. «Убирайтесь, будем ваши церкви взрывать». Монахи говорят: «Взрывайте вместе с нами. У нас в старых книгах написано, что подступит к нашим стенам антихрист, будет стены ломать. Ваш Сталин — и есть антихрист». Всех монахов погнали в скит, где жил старец. Он говорит: «Братия, пришла пора Христе Богу душу предавать. Помолимся на прощанье». Их во время молитвы расстреляли и тут же в скиту зарыли. Монастырь взорвали, и на месте скита построили цех, где самые большие атомные лодки на воду спускали. Можно сказать, на монашьих костях. С тех пор у этих лодок много случалось аварий. И «Ленинградский комсомолец», и «Курск», и другие. Весь советский атомный флот, который построен на монашьих костях, — где он теперь? Сгнил, лодки стоят у пирсов на базах, и из них радиоактивная грязь вытекает. Пока монахов не отроют, не отпоют по-христиански, не покаются за содеянное злодеяние, никогда ничего путного здесь не будет. Вам, как будущему царю, придется эти кости отмаливать, чтобы они не поднялись из своих могил и не порушили царство. Давайте помолимся за упокой душ праведников.

Отец Михаил надел золотую епитрахиль. Взял из ящика пучок церковных свечей, по числу убиенных монахов. Закрепил в подсвечники и зажег. Свечи жарко, чудесно запылали, превращав подсвечник в яркий шар серебра. Оба они с Алексеем встали перед аналоем, и священник рокочущим голосом отслужил литию. Алексей видел его бледный лоб, фиолетовые глаза, черную бороду, сквозь которую просвечивала золотая парча.

Сидели перед пылающими свечами, в каждой из которых трепетала душа убиенного мученика.

— Но ведь новая Россия искупила грех России прежней, — произнес Алексей.— Оплакала мучеников, претерпела много страданий. Строит империю, спускает на воду лодки «царской серии». Как знать, не восторжествует ли в России монархия?

— Новый царь вернет в Россию «Райскую Правду». Без «Райской Правды» не быть ни царю, ни России.

— «Райская Правда»? — Алексей уже слышал о загадочной «Формуле Рая» из уст горбуна-ракетчика.

— «Райскую Правду» не всякий поймет. А если поймет, то не всякий выскажет. А если выскажет, не всякий с собой понесет. Великий русский поэт Кузнецов понял «Райскую Правду», начал ее высказывать, но ему не позволили.

— Какой Кузнецов? Как не позволили? — Алексея тревожили невнятные слова священника, пугали его огненные глаза, отражавшие блеск свечей.

— Великий русский поэт Юрий Кузнецов, Данте нашего времени, написал поэму «Ад» и в ней запечатал зло. Начал писать поэму «Рай», чтобы воспеть добро и святость. Но его схватили и упрятали в сумасшедший дом. Напечатали в газете, что он умер от разрыва сердца, но он живет на Урале в доме умалишенных под Невьянском и все пишет свою поэму. Отправьтесь к нему, и он вам откроет «Райскую Правду».

— Но разве сегодняшнее торжество не вселяет надежды? Разве мы не отринули зло?

— А вы ничего не поняли? — священник поднял глаза, в которых дрожали слезы.

— А что я должен понять?

— Не поняли, что вас обманули?

— В чем же обман?

— Нет никакой «царской серии». Лодки, которые вы видели, остались недостроенными от советских времен. Эту лодку, на которой написали: «Царь Михаил Романов», ее по договору с американцами надлежало пустить на слом, разрезать автогеном. Ее после спуска отвели в сухой док и уже режут под надзором американцев. Вас просто ввели в заблуждение.

— Не верю! — ужаснулся Алексей, вспоминая красоту и мощь корабля, ликующих строителей, преданные взгляды директора, золотого орла на черной могучей рубке.— Никогда не поверю!

— Тогда пойдемте со мной.

Они покинули утлый храм. Направились сквозь заводской пустырь, мимо заброшенных цехов, вдоль округлой акватории, млечной, под негаснущей голубой зарей. Впереди возвышалась огромная стена, чернея на бледном небе. Вдоль стены наверх, отмеченная тусклыми лампами, вела лестница. Перед ней на земле стояла группа людей, краснея сигаретами. Проходя мимо, Алексей услышал английскую речь.

— Это док, — сказал отец Михаил. — Поднимайтесь осторожнее. Лестница может быть скользкой.

По сваренным железным ступеням, вдоль серой бесконечной стены, они поднимались к небу. Останавливались, переводили дыхание. Достигли верхнего уровня. Вышли на стену. Алексей с колотящимся сердцем сделал несколько шагов и заглянул вниз, по другую сторону стены. Под ногами открылась пропасть, глубокий провал с удаленной, мерцавшей водой. В пропасти висела лодка, черная, как гигантский кит, застрявший среди бетонных конструкций. В черном теле зияли огненные надрезы, из которых сыпались искры, изливалась красная жижа, пламенела белая плазма. Лодку резали на части, на сочные ломти. В распилах шипело, скрежетало, словно огненная пила рассекала позвонки, раскраивала скелет. Один из распилов пришелся на название лодки «Царь Михаил Романов». Другая огненная щель рассекала начертанную мелом надпись: «Не валяй дурака, Америка». Третий разрез вонзился в золотого орла. Лодка сотрясалась, издавала мучительный, похожий на стенание звук. Алексей округлившимися, полными ужаса глазами смотрел на истребление лодки.

Виктор Викторович Долголетов, он же Ромул, принимал приехавшего из Швейцарии финансиста, которому доверял размещение своих средств в иностранных банках. Владея акциями Газпрома, сталелитейных компаний, алюминиевых и никелевых корпораций, Ромул постоянно пополнял свое многомиллиардное состояние, размещая деньги в швейцарских банках, в «Барклае», в «Банк оф Америка», «Дейчебанке», а также в офшорных банках Кипра и Каймановых островов. Он приобретал ценные бумаги на фондовых рынках Европы, Америки, Азии, пользуясь рекомендациями опытных игроков, к числу которых принадлежал приехавший из Женевы советник. У советника был голый череп, складчатый затылок черепахи, пронзительные васильковые глаза и вислая розовая губа, свидетельствовавшая о тайных пороках. Он обстоятельно, с множеством примеров, предупреждал Ромула о неизбежном и очень скором, мировом финансовом кризисе.

Объяснял характер американской «финансовой пирамиды», не выдерживающей бесконечных внешних заимствований. Чертил графики ипотечных кредитований, приближавших американскую экономику к краху. Констатировал исчерпанность рынков, переоценку доллара, аномально высокие цены на нефть, рисуя картину ужасающего коллапса, который неизбежно сметет мировую финансовую систему.

— Что же вы предлагаете делать? Отказаться от банковских вкладов? — допытывался Ромул.

— Не надо класть яйца в одну корзину.

— По вашему совету я уже выбрал десяток корзин.

— Надо выбрать еще.

— Советуете Гонконг?

— Кризис сметет Гонконг.

— Советуете банк Токио?

— Кризис сметет банк Токио.

— Советуете Сингапур?