Следующую пару минут Джули записывает за Вэем инструкции. Потом он дает ей другой листок, с цитатой из Чжуан-цзы, которую велит прочесть позже. Уходя, она уносит с собой эту цитату и следующий список:

Мой продукты перед тем, как их готовить

Мой руки перед едой или приготовлением пищи

Холодная пища должна быть холодной, горячая – горячей (никогда не ешь разогретый рис)

Прежде чем перейти улицу, дважды взгляни в обе стороны

Будь добра к людям, животным, растениям и земле

Расслабься, как расслабляется младенец, и тебе никто не причинит вреда

Научись оказывать первую помощь

Соблюдай правила дорожного движения

Регулярно делай зарядку

Если у тебя проблема, отправляйся в путешествие. Ты найдешь ответ

Перестань думать о бесконечности

Когда Джули приходит за Люком, она явно изменилась, хотя трудно сказать, в чем перемена. Вэй, должно быть, действительно чудесный знахарь. Возможно, теперь Джули полностью свободна от страха.

– Ну и как, ты теперь можешь ездить по магистралям? – спрашивает Люк.

Джули улыбается.

– У меня нет никакого желания ездить по магистралям.

– О.

Она показывает ему желтый листок, на котором написано что-то про рыб. Один человек говорит другому: как счастливы рыбы, когда резвятся в реке! Второй человек спрашивает: откуда ты знаешь, ведь ты не рыба? Тогда первый спрашивает: откуда ты знаешь, что я не знаю, что думают рыбы, ведь ты – не я?… Это слишком мудрено. Сейчас Люк не может этого понять – впрочем, он и сосредоточиться толком не может, потому что занят мыслями о Вэе. Не закончив читать, он протягивает листок Джули.

– Интересно, да? – говорит она, но он не отвечает.

Накрытый флисовым одеялом, Люк спускается с Джули к номеру Вэя, предвкушая момент, когда сможет снять скафандр. Это будет как в фильме со счастливым концом, и он, благодарный, пустится в пляс и отдаст Вэю все (ну, почти все) свои деньги на благотворительность, а потом пойдет и залезет на гору. Конечно, прямо сейчас идея горы Люка страшит. В конце концов, он не справился даже с навигацией по гостинице. Но он знает, что Вэй сделает что-то такое, отчего болезнь пройдет, а Люк станет нормальным, как все нормальные люди.

Перед тем как войти в номер, Люк думает: это последний миг, когда я был уродом.

Минут через десять он выскакивает из номера и в ярости захлопывает дверь.

– Вези меня домой, – говорит он Джули.

– Но как же?…

– Он не настоящий знахарь. Он не может меня вылечить.

– Но что он сказал?

– Он сказал «ответ у тебя внутри» или типа того.

– И?

– Это чушь. Он сказал что-то насчет того, что на самом деле я всегда знал ответ. Он просто гребаный псих. Даже говорить об этом не хочу. Вези меня домой.

– Но мы проделали весь этот путь…

– И теперь я хочу вернуться.

– О господи. О'кей. Надо сказать Шарлотте.

Джули снова накидывает на Люка одеяло, и он понимает, что это конец: он никогда не увидит света, солнечного света, никогда, никогда. Одеяло окутывает его, будто смерть, будто мягкий саван. Ему хочется плакать, но он не может. Шлем помешает ему вытереть слезы. Да какая разница? Все равно его жизнь, считай, кончена. Слезы брызжут из глаз, чернота размывается, и больше Люк ничего не видит. Наплевать. Он хочет захлебнуться своими слезами, своими соплями и своей печалью.

Джули ведет его за руку, до боли ее стискивая. Ему нравится боль.

– Сейчас будет лестница, – холодно предупреждает Джули.

Люк спотыкается, но ему все равно.

Когда они возвращаются в номер, Шарлотта по-прежнему спит.

– Тебе придется подождать, пока я ее подниму, – говорит Джули. Голос ее все так же странен и холоден.

Люк садится на выдвижной диван, сжимая в руках одеяло. Сквозь слезы он видит, как Джули снует по комнате, собирает вещи, будит Шарлотту, прикуривает сигарету. Люк думает о рекламных роликах, в которых дешевые батарейки садятся быстрее фирменных. Джули выглядит как игрушка на дешевых батарейках, которая вот-вот остановится или сломается.

– Что с тобой? – спрашивает Люк.

– Я хотела, чтобы всем стало лучше, – отвечает она, пристально глядя на него.

– Что ж, не вышло, – говорит Люк.

– Ой, ф-фу, – потягивается Шарлотта, когда Джули будит ее. – Который час?

– Почти восемь, – говорит Джули. – Люк расстроен. Мы должны ехать.

– Ехать?

– Домой. Прости.

– Черт. – Шарлотта садится в кровати и принимается скручивать сигарету. – Что случилось?

– Не знаю. Думаю, трюк не сработал.

– А они хоть попытались?

– Не думаю, что «лечение» вообще состоялось.

– Этот тип идиот, – говорит Люк. – Вот почему.

– Он не идиот, – говорит Шарлотта. – Ты точно понял, что он тебе говорил?

– Да, точно. Мы не можем собраться поскорее?

Он ложится на раскладной диван и ждет, когда Шарлотта будет готова. Пока он там лежит, Джули и Шарлотта не произносят ни слова, и он только слышит, как они запихивают вещи в сумки, а потом Шарлотта шуршит, одеваясь. Люк даже думать больше не в состоянии, он просто до боли хочет вернуться домой, к привычному ужасу, который ждет его там, но который лучше, чем жуткое ощущение, что он потерян во внешнем мире. По крайней мере, уж дома-то он не заблудится. И он знает, что снова ведет себя отвратительно и что Джули расстроена, но это, пожалуй, самая депрессивная вещь, какая с ним только случалась в жизни.

Едут они практически молча.

– Почитаешь карту? – спрашивает Джули Шарлотту.

– Конечно. Короткий путь, да?

– Придется тебе оставаться под одеялом, – говорит Джули Люку. – Снаружи солнце.

Вот и весь разговор. Люк хочет, чтобы кто-нибудь из них сказал что-нибудь еще, но они молчат. Может, не знают, что сказать. Может, Шарлотта злится на него за то, что он думает, будто Вэй идиот. Может, даже Джули на него злится: ей не впервой. Он забирается под одеяло и снова плачет. И пока он плачет, чувствуя себя все более жалким, ответ приходит к нему, как пришел на станции техобслуживания в Саут-Миммзе. У него нет жизни. Именно так: у него нет жизни.

– Останови фургон, – говорит он Джули, выбравшись из-под одеяла.

– Остановить фургон? – переспрашивает она. – Люк, почему ты не под…