Винсента окружало столько разных приборов, что Изабелле с трудом удалось уместиться возле кровати и взять его за руку. Изо рта и носа у него тянулись толстые белые трубки, к груди и пальцам были прикреплены какие-то провода. На черных экранах приборов, стоявших справа от кровати, то и дело появлялись тонкие желтые линии. Все оборудование в палате интенсивной терапии издавало негромкие звуки – попискивало, потрескивало, гудело. Машин здесь было куда больше, чем людей, это Изабелла отметила про себя сразу. Единственным пациентом, не присоединенным ни к каким аппаратам, был, судя по слухам, сосед Винсента, чью кровать скрывали от взоров плотные белые шторы. Изабелла мельком взглянула в ту сторону и снова повернулась к Винсенту. Медсестра делала свою работу споро, ловко и совершенно бесстрастно. Она сказала Изабелле, что мужчина, лежавший на соседней койке, стал жертвой нападения и у него отбиты внутренности.

Китти Этрих и дети навестили Винсента часом ранее. Еще до их появления Изабелла ушла в конец коридора. Через несколько минут туда же прибежал Джек и уселся возле нее. Кроме них двоих, в коридоре никого не было.

Сцепив пальцы на затылке, Джек не без гордости сообщил:

– Я здесь был с папой несколько дней назад. В этой самой больнице.

Изабелле хотелось прижать его к себе и поцеловать в пухлые щеки, но она лишь кивнула, так энергично, словно он сказал нечто необыкновенно важное.

– Мой папа – лучше всех!

Она боялась расплакаться и потому снова кивнула, низко опустив голову. Нельзя, чтобы малыш видел, в каком она отчаянии. Но когда она справилась с собой и взглянула в его сторону, Джека уже и след простыл. И тогда она вдруг поняла, что мальчик понятия не имел, кто она такая. Ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь о своем отце, о том, как он его любит. При мысли об этом Изабелла снова едва удержалась от слез.

Просидев в коридоре не меньше получаса, она наконец решилась пройти в комнату персонала, чтобы осведомиться у Мишель, ушли ли уже бывшая жена Винсента и его дети. Та сказала, что да, ушли, и как раз сейчас к мистеру Этриху зайдет врач и присутствие Изабеллы весьма желательно. Мишель выпалила все это скороговоркой. Изабелла пожала плечами. Что нового мог сообщить ей врач? Она уже все знала от Мишель. Тем не менее она заторопилась в палату. Лишь находясь рядом с Винсентом, она чувствовала в себе силы жить дальше.

Через несколько минут к ней подошел врач и кратко обрисовал ситуацию. Состояние Винсента нестабильно. Он срочно нуждается в переливании крови, в противном случае ситуация может принять скверный оборот. Проблема лишь в том, что у него редкая группа крови, которой нет не только в их больнице, но и ни в одном из банков крови города.

Изабелла, просияв, сказала, что это затруднение легко разрешимо, потому что у нее в точности такая же группа крови, как и у Винсента. Доктор облегченно вздохнул, но после, взглянув на ее живот, нахмурился и напомнил ей, что она беременна. Он добавил, что в ее положении даже думать нечего о донорстве – потеря крови может нанести серьезный вред плоду. Она упрямо помотала головой. Врач пустился в подробные объяснения, но она жестом прервала его и заявила:

– Я готова пойти на этот риск. Возьмите мою кровь. – Врачу отчего-то показалось, что она все загодя обдумала. – Возьмите мою кровь. – Ему надолго запомнились эти слова, но он затруднился бы сказать, чего в них было больше – самоотречения или глупого упрямства.

Нет, Изабелла Нойкор была далеко не глупа. Она вернулась из своих странствий убежденной оптимисткой. Ей было страшно, но даже в этом скорбном месте, где трещали, гудели и попискивали непонятные приборы, надежда ее не покинула. Бруно Манн, останься он в живых, никогда не смог бы понять, почему она так поступила. Выбора для нее не существовало. Она не пожертвовала жизнью Энжи ради спасения Винсента, а просто выбрала их обоих. Сперва вытащим одного, а после вместе воспитаем другого. Хаос не имел к этому выбору никакого отношения. У него не было права голоса.

Она отдавала себе отчет, что идет на риск, но от всей души верила: все закончится хорошо – для всех.

Когда за врачом закрылась дверь, она вытащила из сумочки плеер, надела серебристые наушники и включила звук. Она слушала свои любимые мелодии, которые записала еще в Вене. Первым, «с глубины в тысячу поцелуев», зазвучал голос Леонарда Коэна[7]. Она начала негромко подпевать. Винсенту нравилась эта песня. Изабелла взяла его за руку, и получилось, что они как будто слушают вместе.

Мужчина, чью кровать отделял от ложа Этриха белый занавес, впервые с момента появления Изабеллы в палате открыл глаза. Он слышал, о чем она говорила с врачом, и во все время этой беседы не мог сдержать улыбки. Пройдет немного времени, и он обратится к ней. И скажет, что просит прощения за бесцеремонность, но так уж вышло: ему невольно пришлось стать свидетелем недавнего разговора. Он осмелился ее побеспокоить только потому, что у него как раз такая же группа крови, как у нее и у ее друга. И он рад будет стать донором, если только больной не будет иметь ничего против. Но вот уж чего он точно ей не скажет, так это того, что в жилах у него течет их кровь – его и ее. Закрыв глаза, он с удовольствием слушал, как прелестная женщина мурлыкала себе под нос слова песни, похожей на заклинание, и звуки эти заполняли все пространство больничной палаты, которой суждено было еще в течение некоторого времени оставаться их домом.