Манон наверняка все рассказала им. Она бы воспользовалась такой возможностью. Однако снизу не доносилось никаких криков, и нас никто не заманивал магией в ловушку. – Почему ты спасла меня? И почему отпустила ту ведьму? Ты… ты утешала ее. Вытирала ей слезы. А ведь мы оба хотим убить тебя.

Меня так это потрясло, что я замолк. Ма-нон хотела убить Лу. Я не понимал, откуда знаю это, просто знал и все. Манон, Ля-Вуазен и даже Моргана, ее собственная мать, желали смерти Лу. Но – мысли у меня превратились в кашу – и здесь что-то было неладно.

«У меня нет дочери», – заявила Моргана.

А что, если она забыла свою дочь так же, как я забыл свою жену? Или Лу солгала и о том и о другом? Я настороженно посмотрел на нее, когда она поднялась.

– Почему? – настойчиво повторил я.

Потрепав меня по щеке, Лу скользнула по карнизу. Ветер подхватил ее голос и унес наверх.

– Ни о чем меня не спрашивай, mon amour[23], и мне не придется тебе лгать.

Я нахмурился, услышав такой простой ответ. Поморщился. Эти слова ощущались иначе, чем другие – они кусались и жалили, словно насекомые. Я потряс головой, чтобы избавиться от них, но слова не уходили. Они зарылись глубже. Знакомые, болезненные и раздражающие.

«Ни о чем меня не спрашивай».

Хотя я твердо стоял на крыше, в глазах у меня поплыло, и вместо черепицы и дыма я увидел деревья, искривленные корни, бутылку вина. Сине-зеленые глаза. Мерзкое чувство дежавю.

«И мне не придется тебе лгать».

Нет. Я покачал головой, прогоняя образы, и вонзил нож в камень. Вот так. Еще один удар. Я нахожусь здесь и сейчас. Я наклонился ниже. Это реальность. Удар, удар. Я не помнил Лу. Удар ножом. Ничего не было. Удар, удар, удар.

Я повторял эту мантру всю дорогу вниз. Я повторял ее до тех пор, пока эти сине-зеленые глаза не исчезли вместе с деревьями, ветром и Ямой. Голову пронзила резкая боль. Я не обратил на нее внимания и сосредоточился на мире внизу. Остальные молча ждали меня. Ни одна ведьма не пряталась в тени. Кажется, Манон не выдала нас. Непостижимо. Ни на кого не глядя, я спрыгнул, тяжело приземлившись на ноги.

– С тобой все хорошо? – Лу тут же поддержала меня.

Я съежился, не ответив. Она вздохнула и поманила нас за собой к скалам, скользя сквозь тени, словно родилась в них. Я смотрел ей вслед с болью в груди.

«Ни о чем меня не спрашивай, mon amour, и мне не придется тебе лгать».

Еще одно обрывочное воспоминание. Бесполезное. Никчемное.

Как охотник на ведьм, который не смог убить ведьму.

Признание или желание

Лу

На полпути к Лё-Меланколик Селия заснула прямо на лошади. Жан-Люк, впавший в оцепенение несколько часов назад, не успел вовремя подхватить ее, и Селия упала лицом в грязь, разбив себе нос. Мы поняли, что нужно остановиться и передохнуть. Жан-Люк снял две комнаты в соседнем трактире и под покровом темноты тайком провел нас через заднюю дверь.

– Я принесу еды, – пообещал он.

Дым все еще застилал ночное небо, но, судя по всему, на дворе стояла глубокая ночь. Если подумать, мы отлично справились – забрались в Шато ле Блан и выбрались из него всего лишь за час с небольшим. И все же в немногих трактирах подавали ужин в три часа ночи. Подозреваю, что при виде синего мундира Жан-Люка трактирщик, вероятно, забыл о неурочном часе.

В ожидании Жан-Люка Коко, Селия и я заняли одну комнату, а Рид и Бо скрылись в другой. Почти сразу же Селия рухнула лицом вниз на набитый сеном матрас, задышав глубже и приоткрыв рот. Слюна у нее изо рта текла крайне аристократично. Мы с Коко стянули с Селии сапоги.

– Вряд ли я смогу дождаться ужина, – сказала Коко, прикрывая зевок рукой.

В животе у меня громко заурчало.

– Я смогу.

– Оставь мне немного еды, хорошо?

Я усмехнулась, когда Коко плюхнулась на кровать рядом с Селией. На постели было тесновато. Но, кажется, ни Коко, ни Селия этого не замечали.

– Хорошо.

Пару минут спустя Жан-Люк приоткрыл дверь, неся поднос с сушеным инжиром, сладкими булочками и сыром конте́. От серебряной супницы, стоявшей в центре, исходил божественный аромат тушеной говядины, обволакивая мой нос. У меня тут же потекли слюнки, но Жан-Люк резко остановился, увидев Коко и Селию. Приложив палец к губам, я взяла фрукты, хлеб и сыр с подноса и оставила их на столике рядом с кроватью. Жестом я попросила его выйти обратно в коридор и, поколебавшись всего секунду, отломила кусочек сыра.

Обожаю сыр.

– Они устали. – Закрыв за собой дверь, я отправила сыр в рот и едва не застонала. – Поедят, когда проснутся.

Жан-Люк, конечно, хотел поужинать с Селией, а не со мной, отчего был явно раздражен, но все же кивнул и проводил меня в их с Бо и Ридом комнату. Бо зажег подсвечник на туалетном столике, и тот отбрасывал мягкий рассеянный свет на скудную обстановку: односпальную кровать, как в нашей комнате, и фарфоровую чашу для умывания. Трактир явно видал виды, но цветастое стеганое одеяло на кровати и теплые деревянные полы придавали комнате уют.

– Девушки спят, – проворчал Жан-Люк, ногой захлопывая дверь.

– Мне стоит обидеться? – Я плюхнулась на кровать, приземлившись прямо на колени Бо. Он сидел, прислонившись к спинке кровати и вытянув ноги перед собой, и занимал большую часть кровати. Фыркнув, он спихнул меня с кровати.

– Да.

Совершенно невозмутимо я подошла к подносу с супницей, но Жан-Люк тут же оттолкнул мою руку. Разливая суп по потрескавшимся деревянным мискам, он дернул подбородком назад.

– Ради всего святого, помой руки. Они же грязные.

К несчастью, рядом с умывальником стоял Рид. Он нахмурился, когда я подошла, и слегка отодвинулся, чтобы не касаться меня. Когда я случайно плеснула на него водой, он отошел в другой конец комнаты.

– Если мы отправимся после завтрака, то доберемся до Лё-Меланколик уже днем, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я взяла свою миску с рагу и нервно вздрогнула. Жадно вдохнула аромат еды – стоя над ней, словно крыса, – чтобы не прерывать воцарившееся молчание. Если таково было святилище мужественности, то мне оно было совсем не по душе.

Я бросила взгляд на Рида.

Ну, разве что чуть-чуть.

Мы ели молча, пока не умяли все тушеное мясо.