Заметили струги и со смотровых вышек городка, ударили в колокол. На стенах замелькали мохнатые шапки охранников, в бойницы просунулись дула пищалей, потянуло дымком распаленного костерка. Видать, их и впрямь не ждали, и Ермак велел поднять повыше хоругви с изображением Спаса Нерукотворного, Дмитрия Солунского, Михаила Архангела, что постоянно сопровождали в походах казачью рать.

Но городок настороженно молчал, никто не спешил выйти на берег.

— Табань весла, — крикнул Ермак на соседний струг и оттуда передали его команду дальше. — К берегу не подходить, держаться середины.

Гребцы атаманского струга осторожно подгребли к берегу и Ермак, оправив на голове шапку, перекрестясь, ступил на выступающий из воды плоский камень, перепрыгнул на другой и по узкой тропинке стал карабкаться вверх. Наконец он взобрался на вершину берегового уступа и, пройдя несколько шагов в сторону караульной вышки, набрав в грудь побольше воздуха, выкрикнул:

— Здравы будем! Как живется-служится? Воротники?

Он отчетливо видел, как две пищали гранеными дулами перемещались за ним, следя за каждым сделанным шагом, а еще три неподвижно застыли, отслеживая сидевших в струге казаков. И хоть на нем был надет царский панцирь, он знал и то, что не спасет он от пищальной пули, вздумай кто-то из стрельцов пальнуть сейчас по нему. Поэтому, когда сверху раздался насмешливый басовитый, чуть окающий голос, стало спокойнее и он незаметно отер вспотевшие от напряжения ладони.

— Чай, заблудились малость? Как вас к нам занесло? Сроду такого воинства не видели, — спрашивал плохо различимый под тенью кровли стрелец.

— А чего нам блудить, до вас мы. Господа Строгановы на службу звали. Вот мы и туточки…

— Неужто к нам? Все? Да куда ж мы селить вас станем? — спрашивал все тот же окающий голос.

— То сами решайте… Сперва гостей звали, приглашали, а как гость на порог, то хозяин дверь перед носом захлопывает. Негоже так, ой, негоже…

Заскрипели ворота и от туда показался бородатый воин в зеленом, перехваченном толстым кушаком кафтане с саблей на боку. Следом за ним вышли два стрельца с пищалями в руках и тлеющими фитилями. Ермак понял, что к нему направляется сам воевода городка или, как их еще называли, осадчий крепости, и сделал несколько шагов в его сторону.

— Казаки что ль пожаловали? — спросил тот, протягивая руку для приветствия. — Говорили мне, будто поджидают вас, да не думал, что так скоро пожалуете…

— Тебя не Герасимом ли звать? — вглядевшись в лицо подошедшего к нему человека, спросил Ермак.

— Точно-Герасим… — растерянно ответил он и тоже принялся разглядывать Ермака, силясь припомнить что-то ускользающее и давнее.

— Да не тужься, не отгадаешь, — засмеялся тот, — память коротка. Помнишь, как на варницы вогульцы напали? Как выбирались оттудова? Насона Рябухина помнишь? Грибана? Воеводу Третьяка Федорова? А брат твой, кажись, Богдан, да?

— Точно, — согласился Герасим. — Только он теперь в другом городке служит. А Насон и Грибан живы-здоровы, тут в городке проживают. Правда, Третьяка Федорова несколько годков как схоронили… — потом хлопнул себя ладонью по лбу и вскрикнул, — Василий! — и широко обхватил его за шею, притянул к себе.

— Признал-таки, башка твоя пустая. А я уж думал, забыл…

— Где ж тебя признаешь… Вон каков стал. Так тебя что ли Ермаком кличут?

— Меня, меня, угадал, наконец.

— А то все кругом гуторят, мол, придет Ермак с казаками своими и повоюет всех. Кто ж знал, что ты и есть Ермак.

— Крепко теснят вогульцы?

— Ой, крепко. Года два тихо было, а нынче полезли. В плен нескольких наших утянули, так грозят, мол, хан Кучум сам скоро заявится, пожгет, потопит в реке, повешает. Мы уж день и ночь караулим, ждем гостей. Старший-то Строганов помер давно, а потом и сын его старший Яков, а следом и Григорий преставились. Остались Семен Аникитич, два племянника его Максим да Никита. Они и управляются теперь.

— Где они сейчас? В городке никого нет?

— К вечеру Максима Яковлевича поджидаем, должен быть.

— Ладно, я пока своим выгружаться велю, готовь, где разместить.

* * *

Наконец, казачьи струги причалили к берегу, начали разгрузку, торопясь закончить все дотемна. Ермак, собрав атаманов-есаулов, направился в городок, ворота которого были теперь гостеприимно распахнуты, и часть жителей высыпала на берег издали наблюдая за прибывшим воинством. Проходя сквозь расступившуюся толпу, он слышал голоса женщин, перекидывающихся меж собой словами:

— Ух, орлы какие!

— При саблях… при пищалях…

— Где ж они ране были, когда нас вогульцы жгли-грабили, сильничали.

Герасим встретил Ермака у воеводской избы и тут же снарядил двух мальчишек, чтоб провели казаков по домам, определили на постой.

— Я так думаю, что пока у нас всем скопом будете, а там Максим Яковлевич с Семеном Аникитичем решат, кого куда направить. Мы уж знаем, откуда сибирцев в первую очередь ждать. Туда и надо вам вставать.

Богдан Брязга тут же заворчал себе под нос:

— Не дали и роздыху никакого, как сразу айда, воюй. Мы двужильные что ли? А, атаман?

— Передохнешь еще, не гундось. А то подумают, будто мы сюда заявились жирок нагуливать, бока пролеживать.

— Как с кормежкой? — поинтересовался Никита Пан.

— У нас припасы все закончились, чего попало жрем.

— Накормим, накормим, — успокаивал его Герасим.

— Вот Максим Яковлевич прибудет и распорядится.

В избах удалось разместить лишь полторы сотни казаков. Остальным пришлось ночевать опять на берегу, укрывшись армяками и холстинами.

Уже в темноте послышался стук копыт по бревнам мостовой на центральной улочке, и в воеводскую избу вбежал Максим Строганов, остановившись посредине горницы, принялся разглядывать казачьих атаманов, поджидавших его на лавке возле стены. Они в свою очередь внимательно вглядывались в него, кому должны будут служить, рисковать своей жизнью, кто будет выдавать им оплату и пропитание.

Максим Строганов был высок ростом, подвижен, с рыжеватыми кудрями на голове, небольшим, чуть вздернутым носом и плотно сжатыми губами. Решительность и твердость взгляда говорили о том, что он рано узнал власть, имел во всем свое мнение, привык приказывать и не терпел ослушания. Темные глаза его то вспыхивали, то равнодушно угасали, когда он рассматривал атаманов, сидевших по лавкам вдоль стены.

— А мы уж и ждать вас перестали, — сказал он наконец. — Вовремя подоспели, ох, вовремя. Со дня на день ждем гостей дорогих из леса. Те, что раньше приходили проведывать, грозились; будто бы большими силами ближе к осени навалятся.

— Атаман-то служил ранее у деда вашего, — подал голос Герасим.