Рустем шел следом с посохом в руке. Никто не обращал на них никакого внимания. Он видел, что повсюду по Ипподрому ходят люди, занимают свои места или идут к прилавкам с напитками либо к уборным. Все глаза были устремлены на шумную процессию внизу. Остановившись на почтительном расстоянии от жены сенатора, он видел, как она обратилась к стражнику у калитки. Она была проделана в низкой ограде, там, где заканчивалась дорожка, возле широких Врат Процессий, которые находились на несколько ступенек ниже.

Первоначальное выражение хамского равнодушия на лице стражника быстро смягчилось, после того как Тенаис что-то ему сказала. Он быстро огляделся, нет ли кого-нибудь поблизости, а потом открыл низкую калитку в конце дорожки и пропустил ее в крытое пространство под трибунами. Рустем вошел следом, на ходу сунув стражнику монету.

И только после того, как Рустем вошел в сводчатый туннель, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на доказательство того, что здесь только что прошли кони, он увидел мужчину, одиноко стоящего в тени атриума. Он носил кожаный наряд возничего и синюю тунику.

Женщина остановилась внутри и подождала Рустема. Потом тихо произнесла из-под своего капюшона:

— Ты был прав, лекарь. Кажется, твой пациент, нежданный гость в нашем доме, действительно здесь. Дай мне несколько секунд переговорить с ним наедине, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, она зашагала к мужчине, стоящему в одиночестве в туннеле. У широких высоких ворот, неподалеку от калитки, где стоял Рустем, находились двое служителей в желтых одеждах. Они явно только что собирались захлопнуть ворота. И явно, судя по тому, как они смотрели на Скортия, теперь уже этого делать не собирались.

Его пока больше никто не заметил. Должно быть, он прятался здесь, в тени, пока не выкатились колесницы. От этого широкого атриума ответвлялись три главных туннеля и полдюжины меньших. Рустем понял, что внутреннее пространство Ипподрома обширно, напоминает пещеры и может вместить больше людей, чем обитает в Керакеке. Здесь люди жили своей жизнью в жилищах, выходящих в эти коридоры. Здесь должны быть конюшни, лавки, прилавки с едой и питейные заведения, лекари, шлюхи, хироманты. Город в Городе. А этот просторный атриум с высокой крышей обычно оживленное, шумное место, полное людей. Таким оно снова станет через несколько минут, догадался Рустем, когда артисты вернутся через туннели с дальнего конца Ипподрома.

В этот момент туннель был почти пустым и казался темным и пыльным после солнечного света снаружи. Он увидел, как жена сенатора подошла к возничему. Откинула с головы капюшон. Он увидел, как Скортий повернул голову — слишком поздно — и заметил ее, и тут Рустем отметил внезапную перемену в его позе и поведении, и ему кое-что стало понятно.

Все-таки он человек наблюдательный. Хороший лекарь должен быть наблюдательным. Ведь поэтому Царь Царей и отправил его в Сарантий.

Он ожидал, что все может случиться, в том числе и то, что он может свалиться, не добравшись до Ипподрома, но никак не ожидал появления Тенаис в пустом, гулком пространстве атриума для процессий.

Двое служащих у ворот заметили его, как только он вышел из одного из жилых туннелей после выезда последних колесниц. Прижав палец к губам, он сразу же призвал их к молчанию, хотя они и раскрыли рты от изумления. Он знал, что сегодня вечером они допоздна будут пить и рассказывать всем о его появлении. И еще много вечеров после.

Он ждал подходящего момента для выхода. Знал, что сегодня он способен осилить — в лучшем случае — только один заезд и использовать его нужно с максимальной пользой: поддержать Синих, предотвратить возникновение беспорядков, дать знать о себе Кресензу и остальным.

И удовлетворить собственную гордость. Ему необходимо снова участвовать в гонках, напомнить им всем: каких бы успехов ни удалось добиться Зеленым на открытии сезона, Скортий пока еще среди них и остался тем же, кем был прежде.

Если это правда.

Возможно, он совершил ошибку. Это необходимо признать. Медленное долгое пешее путешествие от дома Боноса у стен города оказалось поразительно тяжелым, и в какой-то момент рана опять открылась. Он даже не заметил этого, пока не увидел на тунике кровь. Ему не хватало воздуха, а когда он пытался вздохнуть поглубже, грудь пронзала боль. Ему следовало нанять носилки или договориться с Асторгом, чтобы он их прислал, но Скортий даже не сообщил факционарию, что собирается так поступить. За упрямство всегда приходится платить — почему сейчас должно быть иначе? Это появление на Ипподроме перед началом первого послеполуденного заезда, этот выход пешим на песок, к линии старта, были полностью его инициативой. Никто в Сарантии не знал, что он собирается прийти сюда.

Во всяком случае, так он думал. Потом увидел Тенаис, приближающуюся к нему в тусклом свете, и сердце его глухо забилось о сломанные ребра. Она никогда не ходила на Ипподром. Если она здесь, то потому, что искала его, и он понятия не имел, как…

Тут он увидел бассанида у нее за спиной, седобородого, стройного, с посохом в руке, который он носил ради придания себе большего веса. И в это мгновение Скортий Сорийский молча и с большим чувством выругался.

Теперь он понял. Проклятого лекаря, должно быть, мучило чувство профессионального долга. Он обнаружил его отсутствие, догадался, что сегодня день гонок, искал способ пройти сюда, и…

На этот раз он выругался вслух, как солдат в таверне, хотя и тихо.

Этот человек, разумеется, должен был пойти в дом Боноса.

К Клеандру. Которому отец запретил посещать гонки этой весной — так он им сам сказал. А это означало, что им пришлось обратиться к Тенаис. Что означало…

Она остановилась прямо перед ним. Ее окружал хорошо памятный ему аромат духов. Он посмотрел на нее, встретил ясный взгляд, почувствовал, как перехватило горло. Она выглядела спокойной, уравновешенной, а он ощущал силу ее гнева, словно дыхание пламени в печи.

— Все в Сарантии, — тихо произнесла она, — будут ликовать, снова увидев тебя здоровым, возничий.

Они стояли одни среди обширного пространства. Но это продлится недолго. Парад заканчивается, и скоро шумная толпа вернется сюда по другим туннелям.

— Польщен, что ты первая мне об этом говоришь, — ответил он.. — Госпожа, я надеюсь, ты получила мою записку.

— Так заботливо с твоей стороны было написать мне, — ответила она. Официальный, резкий тон ее ответа говорил сам за себя. — Конечно, я прошу прощения за то, что была со своей семьей в тот вечер, когда ты ощутил настолько настоятельную потребность в моем обществе. — Она сделала паузу. — Или в обществе любой другой женщины, готовой предложить свое тело прославленному возничему.

— Тенаис, — произнес он.

И замолчал. Он с опозданием заметил у нее в правой руке кинжал. И наконец понял подлинное значение этой встречи. Он закрыл глаза. Такая возможность всегда существовала при той жизни, которую он вел.

— Да? — спросила она голосом, как всегда, равнодушным и сдержанным. — Мне показалось, что кто-то произнес мое имя.