Первое послание — это письмо, написанное от имени Хильдеберта II и адресованное патриарху Константинопольскому Иоанну Постнику. В нем король просил своего именитого корреспондента похлопотать об освобождении Атанагильда. По существу это письмо было рассчитано прежде всего на то, чтобы уточнить статус ребенка: франки считали, что Маврикий содержит внука Брунгильды как пленника, а не как гостя, и византийский двор должен был это осознать.

Второе письмо было составлено от имени Брунгильды и адресовано императрице Константине, супруге Маврикия. При его сочинении королеве, вероятно, помогали (может быть, Венанций Фортунат), но тон достаточно оригинален, чтобы оценить руку самого автора. А ведь перед нами шедевр той аллюзивной прозы, которую так ценили любители писать письма в VI веке. В самом деле, Брунгильда для начала сообщает своей корреспондентке, что все франки отныне признали Хильдеберта II совершеннолетним. Это полностью соответствовало истине, и, казалось, регентство на том должно было прекратиться. Но королева, упоминая собственную инициативу отправить посольство, тут же сообщает о секретных посланиях, которые велела передать императору она, и о том, что послы Бабон и Грипон — люди, «верные» лично ей. Большего не требовалось: византийцы были достаточно искушены, чтобы понять — совершеннолетие короля ничего не изменило, и королева-мать по-прежнему руководит австразийским дворцом.

Указав на это, Брунгильда может перейти к сути проблемы, а именно к освобождению Атанагильда:

За выспренностью стиля здесь надо разглядеть ожесточенность эпистолярной борьбы. При поверхностном чтении кажется, что Брунгильда играет на материнских чувствах: гордость рождением ребенка, нежность по отношению к новорожденному, страх утратить хрупкое и столь драгоценное дитя — все это, конечно, императрица испытала в отношении собственного сына. В качестве контрапункта франкская королева с надрывом описывает свою скорбь, свое материнское страдание и свои надежды как бабушки. Женщина говорит с женщиной. Но Брунгильда также знает, что ее письмо Константине будет рассмотрено и под политическим углом зрения. Поэтому она делает все новые и новые намеки и скрытые заявления. Так, в ее призывах к небесной благости Бог именуется «Искупителем всех народов» и «Всеобщим спасением». Иначе говоря, Константинополю не следует забывать, что франки тоже католики; если император считает нужным сохранить на Западе репутацию поборника ортодоксии, с его стороны было бы очень дальновидным освободить маленького принца, который для него единоверец. В этом заявлении слышится эхо предложений Маврикия, который в письме от 1 сентября 585 г. требовал от франков сразиться с лангобардами во имя христианской солидарности. Пусть же басилевс подаст пример! В противном случае австразийский дворец не преминет провозгласить Ингунду мученицей, что, конечно, станет не лучшей рекламой Империи. Что касается финала послания Брунгильды, он особо ясен: пленение Атанагильда разрушило «любовь» между франками и византийцами; даже «мир» (то есть военный союз) стал хрупким. Если император не выпустит пленника, это будет чревато последствиями.

Завершает корреспонденцию 585–586 г. последнее послание, составленное Фортунатом от имени Хильдеберта II. Король написал письмо порфирородному Феодосию, чтобы пожелать ему счастливо прожить детские годы и в свое время наследовать отцу — блага, которое доставалось не всем принцам. Мимоходом его просили активно способствовать освобождению Атанагильда. Поскольку означенному Феодосию в лучшем случае исполнился год, на самом деле послание адресовалось его отцу, императору Маврикию. Тот должен был понять, что ему следует вернуть Атанагильда семье, питающей в отношении последнего большие планы.

Увы, всей виртуозности франкской канцелярии оказалось недостаточно, чтобы добиться возвращения внука Брунгильды. В 585 г. в отношениях между империей и Австразией возникла напряженность, сведений о которой в документах мало[115]. Известно только, что в 586 г. византийцы в одностороннем порядке предприняли поход на лангобардов. Но последние к тому времени уже реорганизовались и нашли себе единого главу в лице короля Аутари (584–590). Войска, отправленные в Италию, были отброшены, и во время нескольких контрнаступлений империя даже утратила территории.

Эта неудача вынудила Маврикия снова просить помощи у франков. Возобновление контактов датируется, вероятно, концом 586 г., и Брунгильда теперь занимала достаточно сильную позицию, чтобы предпринять дипломатическое наступление. Она немедленно отправила новое посольство, в состав которого входили епископ Эннодий и палатины Грипон, Радан и Евсевий. Суть послания, ради передачи которого они поехали, излагалась в двух письмах, адресованных Маврикию, где Брунгильда и Хильдеберт II предлагали возобновить союз между Австразией и империей, но на определенных условиях. Эти секретные статьи были изложены послам лишь устно, но можно догадаться, что платой за австразийскую интервенцию в Италию был возврат Атанагильда.

Чтобы увеличить шансы на успех посольства 586 г., Брунгильда позаботилась собрать максимум козырей. Ради этого она велела написать значительное количество писем, от собственного имени или от имени Хильдеберта II, которые адресовала близким Маврикия. Первыми адресатами стали члены императорской семьи: императрица Константина, отец императора Павел, его теща Анастасия и его племянник Домициан Мелитенский поочередно получили просьбы поддержать позицию франков. Австразийские послы призвали к участию в их деле также высших византийских сановников в Италии и влиятельных представителей константинопольского двора. Одни только эти просьбы о посредничестве свидетельствуют, насколько хорошо королева Австразии была знакома с византийским двором. Кстати, они позволяют догадаться, что в Константинополе существовала сеть франкских осведомителей.

Через послов Брунгильда постаралась также уведомить Атанагильда — или, что вероятней, его опекунов, — о прогрессе в переговорах, которые в первую очередь касались его. Поскольку ее письмо обязательно должна была проверить византийская канцелярия, Брунгильда снова должным образом обдумала текст. Ее искусность видна уже в резюме послания: «Королева Брунгильда — ее сладчайшему внуку, королю Атанагильду, славному государю, имя коего она не может назвать, не испытав невыразимого желания его увидеть…» Хотя этот ребенок мог быть только сиротой и пленником, Брунгильда желала напомнить, что он — принц вестготов и в этом качестве может претендовать на толедский трон. В конце концов, византийцы уже переправили обратно на Запад претендента на меровингский трон в лице Гундовальда; может быть, они вскоре согласятся поддержать и сына Герменегильда?