— Я не намерен говорить с тобой об Энни.

— Ой, да неужели? Энни-Энни-Энни, с нимбом вокруг головы. Я буду говорить о ней столько, сколько мне захочется, потому что знаю, как все было. Я была рядом так же, как и ты. И святой она не была. Она не была благородной больной, молча страдающей в постели, когда ты сидел рядом и накладывал ей на лоб фланелевые тряпочки. Все было не так

Он шагнул к ней. Она стояла на своем.

— Энни сказала — давай, Кол, заботься сам о себе, любовь моя драгоценная. И никогда не давала тебе об этом забыть, когда ты это делал.

— Она никогда не говорила…

— Ей и не нужно было говорить. Как ты не понимаешь? Она лежала в своей постели в темной комнате, без света. Она сказала, у меня нет сил дотянуться до лампы. Она сказала, по-моему, я сегодня умру, Кол, но это ничего, потому что ты дома, и тебе не нужно волноваться за меня. Она сказала, я понимаю, тебе нужна женщина, любовь моя, делай то, что тебе надо, и не думай о том, что я тут лежу, в этом доме, в этой комнате, в этой постели. Без тебя.

— Не так все было, не так.

— А когда боли усиливались, она не лежала как святая мученица. Она проклинала докторов. Швыряла об стену чашки. Когда ей стало хуже, сказала, что из-за тебя я заболела, я умираю и ненавижу тебя. Ненавижу и хочу, чтобы ты умер вместо меня.

Он не ответил. В его голове ревели сирены. Полли была тут, в нескольких дюймах от него, но ему казалось, что ее заволокла красная пелена.

— Да, я молилась на вершине Коутс-Фелла. Сначала за ее здравие. А потом за… И потом за тебя одного, когда она умерла, надеясь, что ты увидишь… поймешь… Да, у меня есть эта книга, — она взяла ее в руки, — но все потому, что я любила тебя и хотела, чтобы ты тоже меня любил, и была готова испробовать что угодно, чтобы сделать твою жизнь полной, цельной. Потому что с Энни ты не был цельным. Умирая, она высасывала из тебя кровь, но ты не хотел этого понять, иначе тебе пришлось бы взглянуть по-другому на свою жизнь с Энни. А она была далека от совершенства. Потому что нет ничего совершенного.

— Во-первых, ты не знаешь, как умирала Энни.

— Что ты с отвращением выливал ее утку? Этого я не знаю? Как ты вытирал ей задницу, а тебя тошнило? И этого я не знаю? Или, когда ты хотел глотнуть свежего воздуха, она, словно догадавшись об этом, начинала плакать и жаловаться на боль, и ты всегда испытывал вину, оттого что болел не ты сам? Да? Оттого что не у тебя был рак. Что не ты умирал.

— В ней была вся моя жизнь. Я любил ее.

— До самого конца? Не смеши меня. В конце была горечь и приступы гнева. Ни один человек не может так долго жить без радости и испытывать при этом любовь.

— Проклятая сука.

— Говори что хочешь. Но я смотрю правде в глаза, Колин. А не украшаю ее сердечками и цветочками.

— Тогда давай сделаем еще один шаг к правде, согласна? — Он сократил расстояние между ними на несколько дюймов и ногой отшвырнул в сторону амулет. Он поскакал к стене, раскрылся, содержимое высыпалось на ковер. Кусочки яблок выглядели будто сморщенная кожа. Человеческая кожа. Наверняка она способна и на это. Полли Яркин способна на что угодно. — Ты молилась, чтобы она умерла. Но болезнь затянулась. И ты делала все, чтобы ускорить конец. Но ты не добилась, чего хотела. Я не трахнул тебя прямо в день похорон. Тогда ты прибегла к приворотным снадобьям и прочей белиберде. И вот приехала Джульет. Она разрушила твои планы. Ты пыталась ее использовать в своих интересах. Сразу дала понять, что я уже занят, на случай, если она станет у тебя поперек дороги. Но мы все равно нашли друг друга — мы с Джульет, — и этого ты не могла перенести. Ведь Энни умерла. Но тут появилось новое препятствие. Ведь ты видела, что произошло между нами, верно? И тебе ничего не оставалось, как похоронить и ее.

— Нет.

— Ты знала, где найти цикуту. Ты ходила мимо пруда всякий раз, когда направлялась на Коутс-Фелл. И вот ты вырыла корень цикуты, положила в подвал под коттеджем и стала дожидаться, когда Джульет съест его и умрет. А если вместе с ней умрет Мэгги, жалко, конечно, но не так уж страшно, верно? Ты просто не рассчитывала на визит викария. Тут тебе не повезло. Могу себе представить, как ты переживала, узнав, что он отравился. Но беспокоиться тебе было не о чем. Ведь подозрение легло на Джульет.

— И чего я добилась, если все было так, как ты говоришь? Коронер определил, что это несчастный случай. Джульет свободна. Ты тоже. По-прежнему натягиваешь ее как какой-нибудь мальчишка.

— Чего ты добилась? Лондонской полиции. Дело возобновлено. Им занялась лондонская полиция. Все до единой улики указывают на Джульет. — Он выхватил у нее книжку. — Кроме вот этой, Полли. Ты забыла о ней. — Она рванулась к книге. Он швырнул ее в угол комнаты и схватил за руку. — И когда Джульет отправится за решетку, ты получишь то, чего так желала, что пыталась получить еще при жизни Энни, о чем возносила молитвы, одновременно прося ее смерти, для чего смешивала снадобья и носила амулеты, за чем гналась годами. — Он шагнул ближе. Она попыталась вырваться. Он испытал удовольствие при мысли о ее страхе. Он стрельнул ему в ноги и отозвался в паху.

— Мне больно, отпусти руку.

— И это не любовь. Любви никогда не было.

— Колин!

— Любовь не участвовала в том, что ты делала с того дня…

— Нет!

— Ты ведь помнишь, Полли, не так ли? Помнишь тот день?

— Отпусти меня! — Она извивалась у его ног. Дышала часто, по-детски. Совсем как ребенок Крутится, вертится. Слезы на глазах. Знает, что сейчас будет.

— На полу в амбаре. Как животные. Ты это помнишь.

Ей удалось выдернуть руку, и она повернулась, чтобы убежать. Он схватил ее за юбку, которая разлетелась от ее резкого поворота. Рывком притянул ее к себе. Ткань затрещала. Он намотал ее на руку и дернул сильней. Полли споткнулась, но не упала.

— Когда я сунул в тебя свой хрен, ты урчала как свинья. Помнишь.

— Пожалуйста. Нет. — Она стала рыдать, и ее слезы возбуждали его сильней, чем ее страх. Она грешница, и ее следует наказать. И он выполнит Божью волю.

Он в клочья разорвал ее юбку.

— Прямо как в тот день в амбаре.

— Нет, я не хочу. Не так Кол. Прошу тебя.

Колин, а не Кол. Улучив момент, она вырвалась и побежала. Выскочила в коридор. Подбежала к внутренней двери. Еще три фута, и она исчезнет.

Одним прыжком он настиг ее, когда она уже потянулась к дверной ручке. Они рухнули на пол. Она стала бешено отбиваться. Руками, ногами. Ее тело сотрясали конвульсии.

Он ухитрился прижать к полу ее руки и прорычал:

— Сейчас… отдеру… тебя…

Она закричала «Нет! Колин!», но он заставил ее замолчать, накрыв ее рот своим. Он сунул в него язык, держал ее одной рукой, а другой срывал с нее нижнее белье. Коленом раздвинул ей ноги. Она высвободила руки и вцепилась ему в лицо. Нащупала очки и швырнула прочь. И все старалась добраться до его глаз. Но он был слишком близко, прижался к ней лицом, заполнил ее рот языком, возбуждаясь все больше и больше, горя желанием властвовать и карать. Пускай ползает и молит о пощаде. Пускай зовет на помощь свою Богиню. Сейчас он ее бог.