Будучи языковыми анклавами, города тем не менее редко характеризовались полной этнической однородностью. Внутри городских стен жило и местное население, иногда — на самой тяжелой физической работе, а иногда — в роли ремесленников или даже купцов. Рост городской экономики в XII–XIII веков, по-видимому, вполне позволял процветать и эмигрантскому, и коренному населению. Картина приобретает более мрачные оттенки с началом экономического спада Позднего Средневековья. Еда в «кормушке» начала убывать, и припавшие к ней смотрели друг на друга все более недоверчивыми глазами.

Кризис восточноевропейских династий в Позднем Средневековье привел в частности, к тому, что немецкое население городов оказалось перед лицом куда более сложных и острых политических проблем. В XII–XIII веках эмигранты-немцы находились под могучим покровительством местных правителей, которые, в свою очередь, имели достаточно устойчивые позиции. В новых условиях XIV и XV веков немецкие переселенцы часто оказывались перед нелегким выбором и порой в этом выборе ошибались. Случалось, что местные правители видели в немцах «пятую колонну», как было в Померелии в 1290 году, когда местный славянский правитель обвинил «немцев, живущих в Померелии», в сговоре с его немецким недругом, маркграфом Бранденбургским. По-видимому, бывали случаи, когда немецкое население действительно пыталось привести к трону немецкого короля). Например, в ходе династийных маневров начала XIV века, которые привели к возрождению королевства Польского под властью Владислава Локитека, немецкие бюргеры Кракова допустили серьезный просчет. Они сначала поддержали не Локитека, а люксембургского претендента, затем силезского, в результате лишились союзников и навлекли на себя жестокие репрессии, принявшие форму преследований по национальному признаку. Крайне недружественно настроенная летопись под названием Annates capituli Cracoviensis описывает, как

Восстановив контроль над городом, Владислав повелел некоторых горожан протащить по улицам, привязав к лошадям, после чего они были повешены за городской чертой и провисели так, «пока не сгнили сухожилия и не истлели кости». В летописи Krasiński Annals добавляется такая деталь: «всякий, кто не мог произнести слов soczewic (“чечевица”), kolo (“колесо”), miele (“жернов”) и mlyn (“мельница”), был предан казни». Применение такого критерия придает событиям несомненный этнолингвистический характер. Языковой шовинизм проявился и в другом нововведении того же года. С 18 ноября 1312 года официальные бумаги города Кракова стали писаться по-латыни, тогда как прежде они составлялись на немецком языке. «Отсюда начинаются акты города Кракова и документы о передаче собственности, записанные на латинском языке», — гласит относящийся к этому моменту текст. Исключение немецкого языка из официальной документации служит продолжением антинемецкого погрома того года. В то же время факт замены его не польским, а латынью говорит о еще недостаточной развитости письменного польского языка. (Похожая история случилась с английским: когда после завоевания Англии франкоязычной знатью в 1066 году староанглийский язык исчез из бумаг типа завещаний и другой судебной документации, на его место пришла латынь, а не французский. Французский язык XI века, как и польский XIV-ro, еще не «заслужил» статуса языка официального делопроизводства.) На протяжении ста лет после краковского восстания 1311–1312 годов город постепенно полонизировался. По всей вероятности, сам Владислав Локитек настоял на том, чтобы полякам было позволено владеть престижными участками земли, прилегающими к рыночной площади, что само по себе причисляло их к рингбюргерам (ринг, Ring — «рынок»), а за период 1390–1470 годов доля в городском населении новых горожан польского происхождения возросла с 25 до 60 процентов. Краков стал скорее польским городом с немецким меньшинством, нежели немецким городом в Польше.

Многие ученые отмечают проявившуюся в Позднее Средневековье тенденцию к обострению межнациональной розни и установлению более выраженных национальных границ. Нарастание антиеврейских настроений в период между XI и XIV веками — факт, признаваемый всеми исследователями этой темы, и расходятся они только в одном — в датировке того момента, который можно считать поворотным в крутых переменах к худшему: были ли это погромы, связанные с Первым крестовым походом, суды над талмудистами середины XIII века, высылки и расправы 1290 года или же зловещая резня в космополитической Испании 1391 года. В любом случае нет сомнения, что христианская Европа 1492 года, когда произошло изгнание иудеев из Испании, была значительно нетерпимее к этническим меньшинствам, чем 400 годами раньше.

Такая же тенденция наблюдалась и на перифериях католической Европы. Атмосферу колониальных немецких городов Прибалтики можно было охарактеризовать как «постепенный переход от первоначальной терпимости ко все более негативному отношению к негерманцам». До XV века у Тевтонских рыцарей немецкое происхождение не считалось обязательным условием вступления в орден. Изменение характера взаимоотношений между Уэльсом и Англией уже получило в исторической литературе определение как «обострение противоречий между Уэльсом и Англией на неприкрытой национальной почве… и ужесточение и нарастание этих противоречий», и решающий поворот в этом процессе произошел в XIII веке.

Резкость по отношению к представителям другой этнической группы не была присуща исключительно эмигрантам или колониальным группам населения. Расовую ненависть нередко проявляли и коренные жители колонизованных территорий. «Хроника Дали-мила» насквозь пронизана враждебностью и подозрительностью к немецким переселенцам в Богемии. Содержащийся в ней рассказ об истории Богемии, организованный в основном по принципу правления конкретных, сменяющих друг друга князей, всякий раз, когда заходит речь о германо-чешских противоречиях, приобретает особенно яркие краски. Рассказывается, например, как один антинемецки настроенный князь платил 100 марок серебром «каждому, кто принесет ему 100 носов, отрезанных у немцев».

Острая неприязнь к немцам, сквозящая в «Хронике Далимила», нашла еще более яркое отражение в труде другого чешского автора XIV века, кратком латинском трактате под названием De Theutonicis bonum dictamen. Вероятнее всего, его автор был образованный горожанин-чех, возможно, нотарий или какой-то другой чиновник. Когда после строительства Вавилонской башни по земле расселились разные народы, пишет автор, то немцы были причислены к рабской расе, не имеющей своей земли и обреченной служить другим народам. Это и объясняет, почему «нет такой области, которая не была бы полна немцев». Постепенно, однако, немцы захватили себе и землю, и все привилегии свободной нации. Это удалось им благодаря тому, что их превосходство в торговых делах позволило аккумулировать капитал и тем самым «скупить землю многих свободных и благородных людей». Ныне, сетует автор, немцы в каждой бочке имеют свою затычку: