– И это был лорд Буллви? – возбужденно воскликнул Родгар.

Ланри кивнул:

– Он и его сестра-близнец, которая могла отстрелить лапу Горланскому пауку с расстояния в сотню шагов; они отказались сдаваться. Они удерживали Ро Хейл тридцать дней, и было у них меньше сотни воинов. На тридцать первый день жрец Бритага, Мирового Ворона, приехал на место осады и приказал раненам прекратить атаки. Видите ли, у Бритага есть слабость к близнецам, и жрец потребовал, чтобы защитникам крепости позволили беспрепятственно проехать в Ро Канарн.

– И их оставили в живых? – спросил Родгар, кусая ногти от волнения.

– Да. Ранены проводили их на юг и отнеслись к ним с большим почтением. Священники и рыцари отступили в Ро Тирис и оставили близнецов и их воинов удерживать Канарн. Ранены отказывались нападать на город, пока там были Буллви и Брунхильда, поэтому у короля не осталось выбора, и пришлось назвать его герцогом.

Это была старая история, и Ланри любил вспоминать ее. Эктор был потомком Буллви, человека, который сражался много дней после того, как должен был сдаться, и тем заслужил уважение раненов. Правящий дом Канарна являлся основой мира между ро и раненами в течение двухсот лет, и каждый новый герцог способствовал укреплению добрых отношений. Ланри не знал, знает ли Бритаг, хитрый старый Ворон Рованоко, о важности жизни Буллви и Брунхильды, или же ему просто понравились близнецы. В любом случае мир был достигнут высокой ценой, и старый священник надеялся на то, что мир этот еще не нарушен.

Родгар радостно захлопал в ладоши:

– Бритаг позаботится о лорде Бромви, правда? И о леди Бронвин… Да?

– Я всегда стараюсь верить в Одного, но, как я уже сказал, Мировой Ворон любит близнецов. Бритаг считает, что удача и мудрость – это одно и то же, а дети Эктора, судя по всему, наделены и тем и другим.

Работы было еще много – требовалось исцелить множество людей, позаботиться о пище для них, и еще много историй ему предстояло рассказать, но священник взбодрился. Если несколько слов из уст старого Коричневого священника способны успокоить детей, может быть, их положение не так уж и безнадежно.

Дождь начался через несколько часов после побега Бронвин из Канарна и продолжался уже две недели. Ее конь, крупное, но имевшее понурый вид животное, которое она выпрягла из брошенной повозки, продемонстрировало неудовольствие погодой и отказалось двигаться дальше.

Она остановилась на краю небольшой рощи, слишком маленькой, чтобы ее можно было назвать лесом, и слишком редкой, чтобы обеспечить надежное укрытие, но конь чувствовал себя спокойнее под ветвями. Бронвин села, привалившись спиной к стволу дерева, плотно закутавшись в плащ. Она не чувствовала угрызений совести из-за того, что забрала лошадь и продукты – в конце концов, животное погибло бы в одиночестве, – но ей было очень грустно при мысли о мертвых людях, с которых пришлось снять одежду. Она не знала их имен, не знала, почему они участвовали в сражении, но их убили и бросили у дороги. Рыцари Красного ордена убивали всех без разбора, и, скорее всего, убитые были простыми крестьянами.

Она взяла штаны, сапоги, плащ и арбалет. Доспехов у убитых, конечно, не оказалось, но тяжелый кожаный жилет оказался достаточно прочным, чтобы заменить нагрудник. От платья, в котором она бежала из города, она оторвала подол, верхняя часть служила ей рубашкой, а из остальной ткани получилось что-то вроде капюшона. Кровавые пятна напоминали Бронвин о том, благодаря какому событию она сумела сбежать из города. Она подумала, что Аль-Хасима, скорее всего, убили или посадили в камеру и что отец Магнус по-прежнему находится в тюрьме.

Она не собиралась признаваться даже самой себе в том, что надежды отвоевать город не было. Бронвин отличалась упрямством, и от отца она усвоила, что лучше умереть, чем сдаться. Когда убивали ее отца, Красные рыцари загораживали это ужасное зрелище, но все же кое-что она увидела.

Его убили. Ее отец, герцог Эктор, повелитель Канарна, был обезглавлен Красными рыцарями. Это воспоминание помогало ей продвигаться вперед по бесконечному Травяному Морю еще много дней после того, как ей впервые захотелось сдаться и бросить все.

Съестное у нее имелось, но черствым хлебом и фруктами невозможно долго поддерживать силы. Бронвин добралась до расщепленного дерева через неделю после побега и потом ехала еще неделю, но до сих пор не видела впереди развалин Ро Хейла, и ее поддерживало только убеждение, что указания Аль-Хасима верны. У нее появилась возможность совершенствоваться в искусстве обращения с арбалетом – теперь она могла стрелять кроликов и другую дичь. Однако пока что Бронвин не осмеливалась долго жечь костер, чтобы поджарить мясо. Для похлебки требовалось совсем мало времени и немного дождевой воды, но приготовление мяса могло привлечь внимание тех, кто преследовал ее.

За свое двухнедельное путешествие ей приходилось видеть небольшие гнезда Горланских пауков, но она не смогла найти в себе смелости, чтобы напасть на них. Аль-Хасим не раз говорил ей, что в Каресии жареные лапы Горланских пауков считаются деликатесом. Тем не менее размеры и злобный нрав пузатых арахнидов пугали девушку, и она не могла заставить себя приблизиться к гнезду. Даже в этой рощице, где она пряталась, виднелись нити паутины, и она подумала, что Горланские пауки расселились на большей части южных земель раненов и считают их своими охотничьими угодьями.

Бронвин почувствовала, как капля дождя упала ей на затылок, и вздрогнула всем телом от неприятного чувства, когда вода затекла под одежду. Ей приходилось и прежде ночевать в лесу; много раз она ходила в походы с Бромви, и оба наслаждались ощущением свободы, которое давало им бескрайнее Травяное Море. Однако на сей раз у нее не было ни палатки, ни сухой одежды, рядом не было брата, который мог бы подбодрить ее, и единственная ее цель заключалась сейчас в том, чтобы не попасть в плен к врагам и добраться до руин Ро Хейла. Но даже это была очень расплывчатая цель, и она понятия не имела, что делать дальше, если ей действительно удастся встретиться с Отрядом Призраков.

Способность таких людей, как Бром и Хасим, оставаться бодрыми буквально перед лицом смерти оставалась недоступной девушке. Когда-то мать дала ей на этот счет небольшой совет. Марлена из Дю Бана не была любящей и внимательной матерью. Ее не стало, когда Бронвин и ее брату еще не исполнилось и десяти лет, но она говорила о долге женщины так, словно считала, что это – единственное, что она может дать дочери.

«Жизненная цель благородной женщины народа ро – поддерживать мужчин и молчать, – говорила мать. – Женщины могут показывать свои чувства, но никогда не должны забывать о том, что их мягкость и нежность должны контрастировать с суровостью и воинственностью воинов Тор Фунвейра».

Бронвин тогда не понравились эти слова, и она никогда не смогла смириться с тем, что ее место в жизни определяется ее полом. Однако, несмотря на меч и арбалет, она чувствовала себя одинокой и беззащитной.