Симон закатил глаза.

– Два года с тех пор прошло. Я уж не знаю, сколько раз мне извиняться…

– Забудь, – резко перебила его Магдалена. – В любом случае, твой гениальный план провалился. Пивовар твой убит, так что теперь попробуем с моим венецианцем. Все просто.

– Твой венецианец, – передразнил Симон. – Думаешь, я не вижу, как этот карлик за тобой увивается? Все вы, женщины, одинаковые. Новое платье – и тут же о мозгах забываете.

Пощечина хлестнула его по левой щеке с такой силой, что хлопок разнесся по всему зданию.

– Вот и делай что хочешь, кретин, – прошипела Магдалена. – По мне, можешь хоть в свинарнике спать или пусть тебя сварят в пиве. А я пойду к Сильвио. Он хоть вести себя умеет и отцу наверняка помочь сумеет. – Она наградила лекаря гневным взглядом. – В любом случае лучше, чем ты.

Не сказав больше ни слова, дочь палача протолкнула в пролом свой мешок, перелезла через край и в следующую секунду растворилась во мраке.

Комната за проходом была темной и сырой, в воздухе стоял запах плесени и прелой соломы. Магдалена вполголоса ругнула себя за то, что не взяла с собой факел, но теперь возвращаться поздно. Как на это посмотрит Симон? При мысли о нем у Магдалены снова прилила кровь к голове. Ну что за ревнивая, самовлюбленная скотина! Неужели так трудно признать, что ее план лучше? У Сильвио они на какое-то время оказались бы в безопасности и, возможно, смогли бы узнать что-нибудь об отце. Магдалена чувствовала, что он в беде. У него лицо было белее снега; она никогда еще не видела отца таким бледным и напуганным. Ему нужна ее помощь, хотя сам он в этом ни за что не признается.

Но от зависти и ревности Симон иногда тупел на глазах! Что ж, пусть теперь посмотрит, чего добился. Наверняка он скоро догонит ее и признает свою ошибку. Может, подождать его в темноте и хорошенько напугать? По крайней мере, это он точно заслужил!

Магдалена настолько погрузилась в раздумья, что дощатую стену заметила, только когда врезалась в нее головой. Скривилась от боли и потерла ушибленный лоб. Потом поводила перед собой руками и поняла, что это не стена вовсе, а высокая бочка для солода. Слева и справа, вероятно, высились такие же бочки. Магдалена отчаянно попыталась сдвинуть одну из них в сторону. Налегла всем весом, и гнилые доски не выдержали и проломились. Девушка качнулась вперед, тщетно ухватилась за ржавый обруч и в конце концов свалилась в соседний подвал. Прямо напротив зиял серый пролом, и в него струился лунный свет. На глиняном полу грудами лежал всевозможный мусор: сломанные колеса, жернова, старые ящики и бочки, гнившие здесь, вероятно, не один десяток лет. Должно быть, кто-то в стародавние времена заделал проход в епископский двор, а про подвал постепенно забыли.

Магдалена поморгала и огляделась вокруг; глаза постепенно привыкли к темноте, и она осторожно, не создавая лишнего шума, стала пробираться через поломанные доски и обломки кирпичей, пока не оказалась перед деревянной перегородкой. Несколько досок были выломаны, и стоптанная лестница за проломом вела на широкую улицу.

По трем крытым мостам, нависавшим над улицей, Магдалена поняла, что действительно выбралась на поверхность севернее епископского двора. Эти так называемые арки вели к епископским складам у реки. Стражников видно не было, хотя они наверняка только и ждали, чтобы кто-нибудь из их троицы высунулся из резиденции. Но стражники, вероятно, считали, что, кроме как через главные ворота или через собор, сбежать со двора невозможно.

Магдалена вгляделась во тьму позади себя. Куда там Симон запропастился? Она рассчитывала, что он в скором времени ее догонит: подуется, конечно, но хоть остынет немного. Лекарь знал о ее сложном характере, иногда просто невыносимом, и поэтому не мог подолгу на нее злиться; так же как она – на него. Может, вернуться и поискать его? Дочь палача снова оглянулась на безлюдный переулок: сколько времени прошло с тех пор, как отец пропал? Десять минут? Пятнадцать? Возможно, он прятался в каком-нибудь дворике всего в нескольких домах отсюда. Дыхание участилось. Чем дольше Магдалена ждала здесь, тем дальше уходил от нее отец.

Отец или Симон?

Она снова обернулась, но лекаря до сих пор не было ни видно, ни слышно. Время тянулось бесконечно долго. Наконец Магдалена решилась. Симон знал, куда она собиралась, и мог просто последовать за ней к дому венецианца. А вот отца она, возможно, потеряет в скором времени навсегда.

Выругавшись вполголоса, Магдалена протиснулась через пролом в досках, прокралась на другую сторону улицы и вскоре растворилась во мраке.

Не заботясь, что кто-нибудь мог его услышать, лекарь швырнул о стену мешок с пшеницей. Тот лопнул по швам, и зерна дождем рассыпались по полу.

У Симона кровь кипела от злости. И что только нашло на эту наглую девку, что она так его унижала? Он и сам понимал, что его план – с помощью пивовара сбежать из города – провалился. Но его ли в этом вина? Откуда ему было знать, что отца Губерта убитым в котел окунут? Однако идея просить о помощи высокомерного венецианца была просто абсурдной! Ну, может, не такой уж абсурдной – этот Сильвио и вправду мог оказаться человеком влиятельным, – но Симон и думать об этом не желал. Как Магдалена себе это представляла? Что он станет спокойно смотреть, как этот карлик будет за ней увиваться, возможно, тайком вывезет их из города – и он все это время будет бегать за ними, как рогатый дурак?

Схватив в качестве снаряда очередной мешок, Симон понял, что он действительно ревновал.

Возможно, Магдалена права и Сильвио был их единственной надеждой… Лекарь со вздохом опустил мешок на пол и уселся на груду камней возле потайной двери. Из комнаты за спиной послышался грохот – видимо, девушка опрокинула что-то большое. Симон подумал позвать ее, но потом передумал: пусть попробует без него справиться. А если помощь понадобится, она всегда вернуться сможет.

Симон поднял с пола горсть пшеницы и пропустил ее сквозь ладонь. Последние полчаса его буквально вымотали. Казалось, вот они снова встретились, все трое, спустя столько времени; думали, как сбегут вместе – а теперь снова разбежались, каждый по своему пути. Это и злило больше всего! Зерна пересыпались между пальцами, сначала по одному, потом все быстрее и быстрее.

«Словно песок в часах, – подумал Симон. – Если не поспешить, то, возможно, я никогда уже не смогу вернуть Магдалену».

Но что-то его все-таки удержало – внезапное предчувствие, которому он поначалу не смог дать объяснение. Симон с интересом взглянул на зернышки на ладони: желтые и твердые, словно жемчужины, они лопались, если слишком долго тереть их между пальцами. И изнутри высыпалась влажная белая мука.

Но некоторые из зерен отличались от остальных. Они были чуть синеватыми, и когда Симон их растер, в нос ему ударил противный сладковатый запах.

Лекарь узнал его.

У юноши перехватило дыхание. Это был тот же самый запах, который он почувствовал сначала в подвале цирюльника, а потом в его подземной лаборатории. Там, где они с Магдаленой нашли горелые остатки порошка. Там его хранились, наверное, сотни килограммов.