Кэтрин хмыкнула, но отвечать не стала. Да и что сказать? Девочка все равно не сохранила воспоминания, так зачем ворошить болезненное прошлое. Может быть когда-нибудь потом. Когда сама наберется смелости. Но это будет не сегодня.

Эта женщина что-то скрывала от нее. Но Ева не собиралась давить, выспрашивая. Каждый имеет право на тайны. К этому правилу она уже давно привыкла. И расспрашивать более не собиралась.

Взяв тарелку, она поднялась на ноги. Как только закончит работу, сразу же вернется обратно в комнату.

— Господин в замке. Ох и злой же он, как сам черт. Но мяса несут так много, как у нас уже давненько не было.

Молоденькая служанка забежала на кухню, с трудом втягивая в себя воздух.

Тарелка выпала из ослабевших рук Ева, с глухим ударом приземлившись на каменный пол.

Неужели он идет прямо сюда? Как раз тогда, когда и она была здесь. Спрятаться негде. Маленькое помещение было слишком открытым для любого взгляда. Тем более для такого внимательного мужчины, как Один.

— Простите. Я должна уйти, и как можно скорее, — она взглянула на Лиру, стоявшую чуть поодаль, у очага. — Нет, оставайся здесь, я пойду одна. — улыбнувшись продолжила она, видя, что девушка хотела возразить.

Пусть Один и будет гневаться, но это не должно коснуться других. Если кто и должен платить за последствия ее глупости, то только она одна.

Все притихли. Даже Кэтрин, многое повидавшая на своем веку, побледнела. Пусть и прошло уже много лет, но она все еще помнила, каким бывает разъяренный мужчина.

Чувствуя на себе испуганный взгляды, Ева направилась к двери, мысленно готовясь к самому худшему.

— Я тебя одну не оставлю, — Лира догнала ее, и зашагала рядом. Она не собиралась стоять в стороне, оставив подругу в опасном положении. Пусть, она и ничего не сможет сделать Одину, но не сомневалась, что Ева нуждается в ее поддержке.

Ева не стала отвечать. Открыв дверь, она вышла в коридор, уже здесь и сейчас готовясь к предстоящему сражению.

И не зря.

Один шагал по коридору, и выглядел он при этом крайне свирепо. Даже больше чем обычно. Весь в грязи, одежда покрыта кровью. Но вот чьей?

Ева остановилась, понимая, что идти дальше нет смыла. Зачем, если он и так уже ее заметил. Гнев на его лице в этот момент мог напугать даже самого мужественного воина в этом замке.

— Ты, с каждым разом, умудряешь все сильнее меня разочаровать, — он схватил Еву за руку, не обращая внимание на возглас стоящей рядом Лиры. — Джеймс? — он окликнул друга, вставшего рядом. Выглядел тот не менее грязным и уставшим.

Джеймс нахмурился. Ему не нужно было спрашивать, чего хочет Один, он догадался без всяких слов. Особенно по взгляду, которым друг наградил Лиру.

— Иди сюда.

Лира поморщилась от тона, которым Джеймс выдал свой приказ. Как всегда, раздражен. Она уже и не помнила, когда в последний раз они разговорили, и чтобы при этом не разругаться. Он даже в комнату не приходил, но где он ночевал она не знала. Ей оставалась надеяться лишь на то, что он не нашел утешение в объятиях другой женщины.

И, может быть, как раз сейчас, ей выпал шанс поговорить с ним по душам, еще раз попытаться убедить в том, что Одину нужна помощь друга. Наверное, во всем этом была и своя, положительная сторона.

Ева видела нерешительность подруги, и понимала ее чувства. Лира не хотела оставлять ее в одиночестве, думая, что она может пострадать от рук Одина. Но, если сама не уйдет, то Джеймс накажет ее. Этого Ева хотела меньше всего.

— Лира, пожалуйста, иди. Все будет хорошо, — она ободряюще улыбнулась, ну или надеялась, что это у нее вышло более или менее правдоподобно.

Один хмыкнул, и еще крепче прижал ее к себе.

— Ева больше не болеет. А значит, твое присутствие рядом с ней более не требуется. Джеймс, — он посмотрел друга, — позаботься об этом. Любым способом. Запри ее в спальне, не выпускай из кровати. Делай все, что хочешь. Даю тебе три дня отдыха. Но, если увижу ее поблизости с Евой, выгоню из замка.

Ева ахнула, изумленная услышанным. Да, Один и раньше не разрешал им общаться, но столь жестокий приказ отдал впервые. И в том, что он исполнит его, она не сомневалась.

— Иди, Лира, прошу тебя.

Лира одарила Одина взглядом, полным гнева. А затем, все также, полная гнева, посмотрела на Джеймса, но натолкнулась на его полное безразличие, с которым он ответил ей.

Неужели их отношения в конец испортились?

— Я пойду сама, без вашего на то приказа. Ева, если вдруг понадобится помощь, ты знаешь, где меня искать.

Она в последний раз смерила Один и Джеймса уничижительным взглядом, а затем, гордо выпрямив спину, прошла мимо.

Дождавшись ухода Джеймса и Лиры, Один еще крепче сжал запястье Евы.

— А ты, иди в комнату, и жди меня. Приду и не найду тебя там, поплатишься, — он сделал небольшую паузу, а затем продолжил, — своим ребенком.

— Как, как вы можете говорить такие жестокие и совершенно немыслимые вещи? — ужаснувшись его словам, прошептала Ева. — Неужели вы можете навредить своему ребенку?

— Ты единственная, кто приносит ему вред. Непослушание должно наказывать. Так не иди наперекор моим словам, если не хочешь услышать, что-нибудь еще, подобное этому. Вот и все, что от тебя требуется, пока он не родится, — Один оглядел Еву с ног до головы, его взгляд замер на ее животе. — А потом, я избавлюсь от тебя.

— Я буду в комнате, господин, — в ее голосе не было ни единой эмоции, даже глаза казались лишенными жизни. — Можете уже отпустить мою руку. — она уставилась в пол, ожидая пока Один позволит ей уйти.

Все, чего ей сейчас хотелось, так это спать, ни на что другое сил не было. Да и зачем ей это? Ведь, отныне и навсегда, ее жизнью теперь управляет Один. Ей остается лишь беспрекословно подчиниться ему.

Оттолкнув ее, он прорычал:

— Иди, и не медли.

Почтительно кивнув, с все тем же бесстрастным выражением на лице, Ева прошла мимо Один. А он, сжав кулаки, остался стоять, запрещая себе повернуться. И не для того чтобы удостовериться, что она не ослушалась, а исполнила его приказ. Нет, он хотел совершенно другого. Хотел смотреть на нее, на ее соблазнительную фигуру, на волосы, как всегда, выбившиеся из наспех заплетенной косы.

Будь это в его силах, то он бы запретил ей собирать волосы, и приказал всегда носить их только распущенными. Тогда он всегда видел бы, как искры пламени играют бликами, переливаясь в длинных темных прядях, и маня его прикоснуться к ним.

А может, чтобы держаться подальше от искушения, следовало приказать ей стягивать волосы в плотный узел? Может тогда ему не захотелось бы неотрывно смотреть на них.

Даже стоя здесь и держа ее руку в своей, он из-за всех сил сдерживался от того, чтобы не притянуть к себе, и собственноручно унести в комнату. Все эти дни и ночи, в которые он ухаживал за ней, притрагиваясь к ее телу, ложась рядом в кровать, только ее болезнь его и сдерживала.