Теперь, разглядывая, как расположено на фотографии тело Миранды, он пытался припомнить рисунок Флоры. Флора рисовала в два приема. Сначала — просто человечка, потом к человечку прибавились руки и ноги. Тело девочки было набросано кривыми контурами, руки и ноги тонкие, как ниточки. Голова — непропорционально большая. Прямая черточка рта лишь угадывалась, потому что девочка держала свои недорисованные скелетообразные руки перед лицом. Рисунок как нельзя лучше отражал то, о чем писали в вечерних газетах.

О чем газетчики не знали, так это о том, что Миранду били по голове и что кровь текла из разбитой головы на кровать. Фотографий с места преступления не печатали. В газетах писали о закрытом руками лице, журналисты строили предположения, но никто не знал о ранах на голове. Тайну следствия тщательно хранили все время предварительного расследования — до самых слушаний о заключении под стражу.

— Заметили что-нибудь важное, да? — спросила девушка за соседним столиком.

Йона взглянул в ее блестящие глаза и кивнул, после чего вернулся к фотографии на столе.

Рассматривая тело Миранды, он понял: Флора изобразила у головы девочки темное сердечко — именно такую форму пятно имело в действительности.

Тот же размер, то же место.

Как будто Флора своими глазами видела Миранду, лежащую в изоляторе.

Разумеется, это случайное совпадение, но если комиссар правильно вспомнил рисунок Флоры, то сходство следовало признать поразительным.

Когда Йона встретился с Флорой возле антикварного магазина на Уппландсгатан, колокола на церкви Густава Васы как раз начали звонить. Флора выглядела жалко, у нее был вид усталого, нездорового человека. Большой, уже бледнеющий синяк расплывался на щеке, тусклые глаза смотрели тяжело. Рядом с дверью магазина была еще одна дверь, поменьше; на ней висело объявление, извещавшее о спиритическом сеансе.

— У вас с собой тот рисунок? — спросил Йона.

— Да, — ответила Флора, отпирая дверь.

Оба спустились в подвальное помещение. Флора привычно зажгла свет и ушла в комнату справа, с небольшим, выходящим на улицу окошком под потолком.

— Простите, что я вас обманула, — сказала она, роясь в сумке. — Я ничего не знала про брелок, но я…

— Можно посмотреть рисунок?

— Я видела Миранду. — Флора протянула комиссару листок. — Я не верю в привидения, но… она была там.

Йона расправил бумагу и стал рассматривать рисунок, словно сделанный детской рукой. Какая-то девочка лежит на спине, она как будто держится за лицо, волосы рассыпались. На рисунке нет ни кровати, ни другой мебели. Память не подвела комиссара. Сбоку от головы девочки виднелось темное «сердце». Оно располагалось именно там, где кровь вытекла из проломленной головы и впиталась в простыню и матрас.

— Почему вы нарисовали сердце у нее над головой?

Комиссар посмотрел на Флору; та опустила взгляд и покраснела.

— Не знаю. Я даже не помню, что так нарисовала… Я просто испугалась, меня трясло.

— Вам случалось еще раз увидеть этот призрак?

Флора кивнула и покраснела еще гуще.

Йона пытался понять, как связаны события. Могла ли Флора все это время просто удачно угадывать? Если историю о камне она выдумала, то должна понимать, что попала в точку.

Просчитать реакцию было несложно.

А если с камнем она угадала, то логично было предположить, что Миранду ударили по голове и кровь пролилась на кровать.

Но Флора нарисовала не кровь, а сердце, подумал Йона. А она не стала бы рисовать именно так, если бы собиралась одурачить меня.

Не сходится.

Она точно что-то видела.

Она как будто видела Миранду в кровати слишком неясно или недолго и потом нарисовала по памяти, не думая.

В памяти у нее засел образ убитой девочки с кровавым пятном возле головы.

Флора нарисовала то, что видела. Она помнила лежащее тело и руки на лице и что у головы убитой было что-то темное.

Какое-то темное образование.

Когда рисунок был готов, Флора истолковала пятно как сердце. Она не размышляла о связях или логике.

Флора находилась далеко от Бригиттагордена, когда там произошли убийства, она никак не была связана с интернатом, никак не замешана в случившемся.

Комиссар в очередной раз посмотрел на рисунок, и еще одна мысль пришла ему в голову: а не узнала ли Флора подробности от кого-то, кто был тогда в Бригиттагордене?

Может быть, свидетель убийства подсказал ей, что нужно нарисовать.

Свидетель-ребенок, которому пятно крови показалось сердечком.

В таком случае рассказы Флоры о призраке — просто способ скрыть личность свидетеля.

— Попытайтесь, пожалуйста, установить контакт с духом убитой, — попросил Йона.

— Я не могу…

— Как все обычно происходит?

— Мне очень жаль, но я не могу этого сделать. — И Флора сжала зубы.

— Спросите дух девочки, видела ли она произошедшее.

— Не хочу, — прошептала Флора. — Не могу больше.

— Вам заплатят.

— Я не хочу денег. Я только хочу, чтобы вы меня выслушали.

— Я и слушаю.

— Я больше ни в чем не уверена, но, по-моему, я не сошла с ума.

— Я тоже так не думаю, — серьезно сказал комиссар.

Флора посмотрела на него, вытерла слезы. Потом уставилась перед собой и тяжело сглотнула.

— Я ведь пыталась, — тихо сказала она. — Но я на самом деле не верю…

— Попробуйте.

— Подождите, пожалуйста, там, — попросила Флора, указав на комнатушку за стеной. — Кажется, Миранда появляется, только когда я одна.

— Понимаю. — Йона поднялся и вышел.

Флора сидела неподвижно, глядя, как комиссар закрывает за собой дверь. Стул скрипнул под ним, когда он устраивался возле маленькой кухоньки, а потом снова стало тихо. Флора не слышала ни звука — ни проехавшей мимо машины, ни собачьего лая, она не слышала ничего из комнаты, где ждал комиссар.

Только теперь она поняла, насколько устала.

Флора не знала, что делать. Не знала, надо ли зажигать свечи и благовония. Она посидела прикрыв глаза, потом посмотрела на рисунок.

Флора вспомнила, как тряслась, когда рисовала увиденное, и как трудно ей было собраться с мыслями. Она тогда то и дело оглядывалась на ту комнату — не вернулось ли привидение.

Сейчас она смотрела на свой собственный рисунок. Она плохо рисовала, но было ясно, что девочка лежит на полу. Флора увидела крестики, вспомнила, что они означают бахрому коврика в спальне.